- Это наука, - Питер немного смутился, поняв, что задел своего друга за живое. - Но как бы то ни было, доктор Ванмеер станет над этим думать, может даже расстроится. А что люди делают, когда расстраиваются?
- Что? - почти шепотом спросил Сэм.
- Теряют работоспособность.
- Чего, чего?
- Ну, делать ничего не могут, совершают ошибки, а ей никак нельзя допустить такого. Вон, посмотри с Лулу что творится. Там столько симптомов нужно в одно увязать, правильно назначить лечение. Хотя что там лечение. За последние сутки Лулу уже дважды спасают.
- Ты думаешь она умрет?
- Не знаю. Никто не знает, но случись со мной такое, я был бы рад осознавать, что за мной присматривает такой врач, как Хоуп. Даже взрослые говорят, что она, как заговоренная.
- Это как?
- У нее никто не умирал. Потому все и хотят попасть именно к ней. Представляешь, как нам повезло.
От этих слов Питер думал, что Сэм воспрянет духом, но эффект получился чуть ли не противоположным. На лице друга отразилось столь не свойственное его возрасту тоска.
- Пока никто..., - мрачно прозвучал детский голос.
- Лулу выживет.
- Да, да, конечно, - поторопился согласиться Сэм, но его глаза были на мокром месте и он шмыгнул носом. - С ней точно все будет в порядке.
- У тебя на лицо все симптомы предоперационного мандража.
Палату облетел тяжелый вздох.
- Опять непонятное говоришь, ты точно ученым будешь! - обрадовавшись тому, что мрачную тему можно сменить, Сэм внезапно повеселел и Питер улыбнулся ему в ответ.
- Надо вылечиться для начала. Ты не понимаешь, как тебе повезло, Сэм. Я жду не дождусь, когда будет моя операция. Домой хочется.
- Это да! - гордо просиял Сэм разделяя такую понятную ему радость.
- Так что не порть Хоуп настроение. Сам знаешь, какая она суеверная. Начнет всякое думать.
- А вдруг я потом все забуду? Как Бекки...
- Постоперационый период протекает у всех по-разному.
- Пит, у меня есть кое-что для Хоуп. Это рисунок и записка, они вот у меня тут в конверте, - Сэм быстро достал из тумбочки конверт. - Чтобы как-то ее отблагодарить за все, но если отдам сейчас, она еще подумает...
- ...что ты прощаешься?
- Да. Передашь ей если я буду овощем лежать?
- Конечно! Только оставь здесь, а то у меня мама все находит. Прочтет еще...
Дверь в палату отворилась и Сэм увидел перекошенное от раздражение лицо миссис Леттерман.
- Питер, я, кажется, просила предупреждать меня, когда тебе нужно покинуть палату!
Беззаботный и немного взрослый вид Питера тут же улетучился, уступая место растерянности. Брови мальчика изогнулись, а рот виновато приоткрылся.
- Мне пора, Сэм. Еще увидимся.
- Это вряд ли. После обеда у меня анализы, клизма и прочие развлечения.
- Ой, и правда...
- Питер! - Сара явно теряла терпение.
- Удачи не желаю, слышал это плохая примета. Постарайся настроиться на хорошее. Я тоже буду об этом думать.
- Спасибо, Пит!
Сменив гнев на милость, Сара вцепилась в ручки каталки, на которой сидел ее сын и великодушно позволила детям договорить, едва сдерживаясь чтобы не закатить глаза, по поводу глупых убеждений на счет пожелания удачи.
Все случилось так, как и предполагал Сэм. До конца дня его возили из одного корпуса в другой, чтобы провести бесчисленное множество тестов и сделать все необходимые анализы. Одно хорошо, что думать о завтрашнем дне было некогда, а значит и страх отступил.
И с доктором Ванмеер не удалось толком поговорить. Какое-то время Сэм поджидал ее у дверей кабинета, но больше получаса мальчик выстоять не мог. Сильно кружилась голова. Он даже придумал вопрос, который полностью оправдает его столь безответственное поведение: как дела у Луизы?
Ни Хлоя, ни Люси, ни доктор Уиттон не могли дать ему вразумительного ответа и только неестественно улыбались, в точности как фигуры в музее мадам Тюссо. Однажды они с отцом посетили выставку и Сэм долго не мог отделать от навязчивых и почему-то зловещих образов знаменитостей, застывших в воске.
Пришлось попросить одну из медсестер сообщить, когда Хоуп вернется в отделение, однако, к тому времени мальчика сморил сон.
Никакое слово, кроме как «чудо» на ум Хоуп не приходило. По всем прогнозам и показаниям Луиза не имела шансов на выживание. У девочки полностью отказали почки. Ее пришлось подключить к диализному аппарату. Давлением немного выровнялось, но температура держалась не меньше тридцати девяти градусов. Роуз была осведомлена о состоянии дочери. Она уже не плакала, просто сидела на неудобном, жестком стуле в холле, уставившись взглядом в одну точку, даже не отреагировала, когда рядом присела Хоуп. Обе женщины не находили слов, чтобы заговорить друг с другом, но вполне хватило обоюдного молчания, чтобы разделить тяготы прошедшего дня.