Как ни странно, но инициатором разорвать, даже довольно крепкие отношения, выступала именно она. Отчасти, потому что ее все больше увлекала врачебная практика, отчасти, потому что девушка не могла себе позволить рвать сердце на части из-за страха потерять еще одного близкого человека и любые новые привязанности воспринимались, как угроза здравомыслию.
- Познакомлюсь?!
Глаза отца забегали и он пожал плечами.
- Да. Тебе есть чему поучиться у него.
- Меня больше волнует, дашь ли ты мне сделать трепанацию?
- Сколько часов ты отработала в морге? - Альберт метнул серьезный взгляд. Он сам не раз присутствовал на вскрытии, которые проводила его дочь под руководством патологоанатома и прекрасно знал, что она прекрасно чувствовала скальпель.
- Четыреста тридцать.
Альберт колебался. Он знал, что Хоуп проведет трепанацию с легкостью, но формально она, сначала, должна была сдать экзамен на спецификацию и пройти узкопрофильную практику. Одно дело «тренироваться» на трупах, другое дело — живая ткань.
- Поговорим об этом в следующий раз, - доктор Ванмеер ответил довольно строго, на что Хоуп снова устало усмехнулась. - Я не собираюсь торговаться. Если хочешь, присутствуй, но подобных манипуляций я тебе не доверю. Решай сама. Случай непростой... Глиобластома с множественными метастазами исходного очага, правый мозжечковый угол.
Хоуп затаила дыхание, не веря своим ушам. Просто присутствовать на подобной операции уже огромная удача.
Она тут же себя одернула, ведь подобные мысли не делали ей чести, так как пациент, которому поставили столь страшный диагноз, вряд ли бы оценил ее воодушевление.
- Во сколько? - ее голос зазвучал бодрее.
- Десять тридцать. Последний инструктаж в десять.
- Спасибо.
Альберт научился по голосу дочери различать ее истинные чувства и переживания и они звучали для него не тише небесного горна. Вот и сейчас она смотрела на него с ядреной смесью злости и благодарности, еще пару лет назад ему пришлось бы выслушать длинную и горячую тираду на тему того, каким деспотом он является, но теперь дочь молча перебирала очевидные слова у себя в голове, не сводя своего взгляда, в котором читался упрек.
Наконец она всплеснула руками.
- Как всегда! На тебя невозможно злиться, пап. Хотя, порой, ты этого очень даже заслуживаешь.
- Езжай ко мне, иначе уснешь в такси пока доберешься до своей квартиры.
- Хорошо.
- И покорми, пожалуйста Окси.
Хоуп поморщилась. Старый, толстый кот недолюбливал ее и это было взаимно. Эта животина была подарком матери и Хоуп возненавидела кота, который пережил самого дорогого ей человека. Окси чувствовал неприязнь и пренебрежение, со временем полностью отдав свою скупую кошачью любовь Альберту. Как ни странно, эта дружба со временем окрепла до того, что доктор Ванмеер не мог представить себе, что пятикилограммовая урчащая тушка не будет придавливать его колени, когда он коротает редкие минуты досуга в любимом кресле за чтением.
- А ты, значит, забыл? В конце концов, есть Мэгги...
- Не забыл. Дал ему утром таблетку от глистов. Есть нельзя два часа, а то все вырвет. Ты же знаешь у Окси слабый желудок. Да и Мэгги придет только к полудню, - доктор Ванмеер с растерянностью вновь отвлекся от писанины. - Тебе, что, трудно?
В этом и был весь Альберт Ванмеер. Он преподносил единственной дочери в качестве подарка на ее день рождения возможность наблюдать за достаточно кровавым зрелищем, с легкостью бил ее по рукам, в открытую заявляя, о своем недоверии, хотя был уверен в обратном, не переживал, что эти слова могут ее ранить, но сама мысль о том, что где-то голодает старый кот, которому не помешает диета, сеяла в его душе тревогу.
- Покормлю..., - махнула рукой Хоуп и с удовольствием поднялась с неудобного кресла, обошла стол и крепко обняла отца, который удовлетворенный переговорами снова вернулся к заполнению формуляров.
- Кошачий корм в шкафчике, внизу, левее от мойки, а для тебя, свежая моцарелла в холодильнике.
- Ну, хорошо! А то, меня уже ревность подмывать начала. Но все стало на свои места... «Доча, кот на первом месте, но за тебя я тоже не забыл!». Забота и внимание достаются всем поровну, но сначала коту, а потом мне! Любовь по -Ванмеерски!
- Надеюсь, ты закончила? - Альберт угрюмо вскинул брови, не разделяя сарказма, который так и сочился из Хоуп.
Дверь в кабинет мягко захлопнулась и сконцентрировавшись на прогнозе лечения, доктор Ванмеер про себя поблагодарил дочь, за то, что она избавила его от раздутых слов благодарности, хотя, эту заслугу он с гордостью приписывал своему спонтанному методу воспитания и гордился, едва ли не больше остальных отцовских лавров — лаконичность.