И вдруг…
Я старалась дышать спокойно, но давалось это с трудом.
Я знала, что время будет работать на меня. На десять километров в округе нет другого врача. Надо было только терпеливо ждать, пока он ко мне придет. Все, что я делала в последние полгода, — покинула Нормандию, пересекла всю Францию, поселилась здесь, открыла свой кабинет — я делала только ради того, чтобы эта встреча состоялась. И все же вздрогнула от неожиданности.
Мелани Пела, 9:00
Жерар Фрес, 9:15
Иветт Мори, 9:30
Том Фонтен, 9:45
— Прошу вас, мадам.
9:55. Продуманное опоздание — чтобы не казалось, будто я торопилась сплавить других пациентов. Всего десять минут, которые так трудно было вытерпеть.
— Входите.
Амандина Фонтен положила свой журнал о здоровом образе жизни на столик в приемной, встала и вместе с Томом вошла в кабинет.
Я закрыла за ними дверь. Мы остались втроем. Когда Том оказался рядом, мне захотелось потрепать его по волосам, положить руку на плечо, погладить по щеке. Я не видела его с июня прошлого года. Потертые джинсы и растянутый свитер из некрашеной шерсти были ему велики, плохо сидели — ничего общего с тем, как одевался Эстебан, и все же Том стал еще больше похож на него.
Я была готова. Я сотню раз мысленно репетировала эту встречу. Нельзя было поддаться волнению.
Нас разделял письменный стол. Том покосился на вазочку с конфетами — награда для маленьких пациентов, которые держались храбро. Я сразу обратилась к нему, будто Амандины здесь и не было. Это даже не стратегия, я всегда так поступала с детьми. Пусть они своими словами опишут мне симптомы своих болезней, пока не вмешались родители.
— Ну, малыш, на что жалуешься?
Том удивленно посмотрел на меня большими голубыми глазами — он не ждал, что я заговорю с ним.
Этот взгляд, господи, этот взгляд…
И тотчас встряла Амандина.
— Ни на что, — заявила она, — он уже выздоровел. Том пропустил три дня, сильно кашлял, не мог ходить в школу. Знаете — горло воспаленное, сопли, сморкаться толком не умеет, в общем, вы себе представляете. Но теперь все прошло.
Зачем тогда вести ребенка к врачу, если он здоров? Но я не успела задать вопрос, Амандина меня опередила:
— Мне нужна только справка. Для школы. Или они мне такой цирк устроят из-за этих пропущенных дней. А сегодня последний день перед зимними каникулами.
Амандина как-то очень уж напряженно на меня смотрела. Я прикрылась профессиональной улыбкой. Могла ли она меня узнать? Перед самым переездом в Мюроль я постриглась. Как всегда во время приема пациентов, на мне были очки, она меня никогда в очках не видела. С чего бы ей пришло в голову, что новый врач — та самая женщина, которая полгода назад мелькала перед ней на пляже в Сен-Жан-де-Люз, тем более что сама Амандина тогда, как правило, была погружена в свои журналы.
— Я вам прямо скажу, — продолжила Амандина, — я не очень, как бы это сказать, в ладах с медициной, лекарствами, лабораториями, вакцинами и всяким таким. Я предпочитаю лечить Тома сама. Понимаете, что я имею в виду? Профилактика, здравый смысл, природные средства.
Какое облегчение — ее недоверие относилось не ко мне, а к медицинской системе в целом. У молодых мам такое встречалось все чаще и чаще, я привыкла. Самолечение. Две-три книги по специальности, сайт в интернете, несколько форумов — и им кажется, будто за плечами три года интернатуры.
— Что ж, вы, по крайней мере, говорите напрямик.
Амандина улыбнулась мне в ответ: все в порядке, сейчас она получит свою бумажку, встанет и уйдет.
— Но и я скажу напрямик…
Улыбка на ее лице тотчас погасла. Том по-прежнему глаз не сводил с конфет.
— Я не могу выдать вам справку, не осмотрев вашего сына. Простите, но это невозможно.
Я постаралась найти верную пропорцию любезности и твердости. Амандина насупилась. Способна ли она взять Тома за руку и увести? Я решила снова обратиться прямо к нему:
— Я не сделаю тебе больно, малыш, просто осмотрю.
И направилась к мальчику, показывая тем самым, что обсуждать здесь больше нечего. Амандине явно не хотелось меня к нему подпускать. Материнский инстинкт или ей было что скрывать? Я чувствовала, что она не позволит мне прикоснуться к Тому, тотчас встанет между нами, но внезапно она, сморщившись, схватилась за живот, сильная боль пригвоздила ее к месту, и Амандина осталась сидеть. Может, это ей нужен врач, а не ее сыну?
— Том никогда не болеет, — с трудом проговорила она. — Он два года не был у врача.