— Миронова Ксения, 18 лет, беременность 7 недель, отец — Амиров Валерий.
Дед нашел меня стоящим на коленях на голой промозглой земле. Я смотрел на серое небо и заставлял себя дышать, хотя сам не знал зачем.
— Я не верю, дед! Я не хочу в это верить!
Он молча положил мне руки на плечи и, наклонившись, поцеловал в затылок.
— Вставай, пойдем в дом, Тимур. Не надо! Не стоит так! — он пытался меня поднять и увести в тепло. Что-то говорил и старался успокоить. А мне было все равно.
— Беременность 7 недель, отец — Амиров Валерий, — повторял я себе под нос, надеясь, что найду какую-то ошибку, какой-то знак. Так, как было, быть не могло!
— Вылет завтра утром. Убедись во всем сам, я не хочу, чтобы ты в дальнейшем в чем-то сомневался. Закрой эту тему для себя правильно, Тимур. У тебя на это есть неделя!
— Я поеду к себе, — оторвавшись от серого неба, глухо прошептал деду.
— Семеныч отвезет, — кивнул тот.
Разрушенная квартира, разрушенные мечты, разрушенный я.
Быстро собрав все самое необходимое, я сорвался в аэропорт. Находиться в четырех стенах в беспредельном одиночестве сейчас мне было просто опасно.
К моему счастью, я без проблем обменял билет на более ранний вылет. Всего несколько часов и я увижу все своими глазами.
Пятый эспрессо в зоне вылета, экран телефона перед глазами и она на каждом снимке. Счастливая, с сияющими глазами и нескрываемой улыбкой на лице. И рядом обязательно он. Спокойный, надежный, внимательный. Вот он подает ей руку, когда они выходят из такси в Сен-Жермене, а вот он пропускает ее первой зайти домой, бережно придерживая за плечи. Тут он не может оторвать от нее своих глаз, а она, не замечая этого, что-то увлеченно рассказывает. А это самая любимая: Амиров крепко обнимает мою девочку и прижимает к себе. Черт! Посреди города. У всех на виду. На обочине какой-то дороги… А она не сопротивляется. Ей нравится. Он ей нравится. Она ждет от него ребенка. Блядь, какой же я идиот!
Ближе к вечеру смог заселиться в отель, метрах в ста от ее апартаментов. Из моего люкса частично были видны окна ее квартиры. Дед все просчитал. Всё.
Погода- дрянь. Как в те дни, когда она была только моей. Дождь, барабанящий по стеклам, невольно вскрывал в памяти ненужные и больные фрагменты нашей недолгой истории.
Дед был прав. Чтобы отпустить, я должен был ее увидеть. Вот только я до сих пор не понимал, насколько это могло быть губительным для меня.
Мне казалось, я забыл, как дышать, когда в одном из окон смог различить ее силует. Светлый, нежный, воздушный. Он возник на мгновение передо мной и также стремительно исчез.
Посмотрел в медицинских выписках ее номер телефона и, ни секунды не раздумывая, набрал. Мне просто хотелось услышать ее голос. Но на звонок ответил он.
Такое простое "Да" отозвалось во мне жгучей болью и пониманием, что я действительно опоздал.
Но этого мне было мало. Я, как мазохист, следил за ней все последующие дни, убеждая себя все больше и больше, что стал для нее никем, что Горский оказался прав — она выбрала не меня.
Она улыбалась ему. Его она держала за руку. С ним проводила все свое время. Они вместе ездили в клинику, после чего Амиров кружил ее на своих руках на виду всего города, всем видом показывая, как он счастлив рядом с ней. Они вместе выбирали одежду для малыша в детском магазине. Голубую одежду, блядь. Она ждала сына, его сына!
Наверно, именно там, в огромном шумном торговом центре, где ото всюду доносился детский смех, а ее счастливая улыбка прожигала в моем сердце огромную дыру размером с кулак, я и принял решение.
— Я согласен, дед, — провожая взглядом ее силуэт, твердым голосом заключил я.
— И это правильно, Тимур, — уверенно ответил дед. — Шефер тебя ждет. Возвращайся!
8. Побег
Его явно что-то беспокоило. Уже второй день Лерой не был похож на себя. Чересчур задумчивый дома, он становился самим обаянием на улице. Шутил, постоянно касался меня и, думая, что я не замечаю, смотрел по сторонам. Он чего-то опасался, но мне не говорил. Лерой даже не пошел со мной на узи, хотя обещал поддержать. Вместо этого он остался на улице, ссылаясь на важный телефонный звонок. Что-то происходило и это что-то напрямую было связано с тем вечерним звонком. Я это чувствовала.
— Смотрите, вот голова малыша, а вот ручки и ножки. Видите? Они, конечно, еще очень маленькие, но уже различимые, — врач, молодая девушка, на ломанном английском показывала мне мое сокровище, которое росло не по дням, а по часам внутри меня. Как бы я не крепилась, в носу все равно защипало от непрошенных слез. Это оказалось сильнее меня. Волшебный, незабываемый момент, который я проживала в одиночестве. Мне было радостно и безумно грустно одновременно. Где-то там, за тысячи километров отсюда, Тимур жил своей обычной жизнью и даже не предполагал, какое чудо сотворил.