Оглядывая комнату, Мэги подумала, что Мооры действительно явились во всем разнообразии и великолепии. Она наблюдала за оживленной беседой парочки восьмидесятилетних стариков и сузила глаза, мысленно глядя на них сквозь объектив камеры, которой ей сейчас так не хватало. Белоснежная шевелюра мужчины, кокетливая улыбка на лице женщины, удовольствие, которое они явно испытывали друг от друга, — из этого вышла бы отличная фотография.
— «Четыре Времени Года» никогда больше не будет прежним, когда Мооры уберутся отсюда, — произнес Лайам, внезапно появившись рядом с ней. — Как настроение? — спросил он, но, не дождавшись ответа, представил ее своему кузену Эрлу Бейтману, который, как с любопытством заметила Мэги, неторопливо изучал ее с явным интересом.
Она определила, что новому знакомому, как и Лайаму, далеко за тридцать, он был на полголовы ниже своего кузена, чуть меньше шести футов. Худое лицо его чем-то напоминало ученого, хотя светло-голубые глаза глядели несколько смущенно, а не сочного цвета волосы и бледность делали его совершенно непохожим на грубоватого привлекательного Лайама, зеленоглазого, с проседью в темных волосах.
Она терпеливо ждала, пока он ее разглядывал. Затем через некоторое время, подняв бровь, спросила:
— Нельзя ли обойтись без обследования?
Он растерялся.
— Простите. У меня плохая память на имена, и я пытался вспомнить вас. Вы одна из нашего клана, не так ли?
— Нет. Мои ирландские корни уходят в глубь трех или четырех поколений, но я не принадлежу к этому клану, да и зачем вам так много кузин.
— Вы совершенно правы. Однако жаль, что большинство их не столь привлекательны, как вы. Прекрасные голубые глаза, белоснежная кожа и овал лица свидетельствуют о том, что вы кельтского происхождения, а по вашим почти черным волосам можно предположить, что вы из «черных ирландцев», тех, в чьих генах остался печальный, но великий след испанских завоевателей.
— Лайам! Эрл! О, ради Бога, кажется, мне повезло, что я сюда пришел.
Забыв о Мэги, оба молодых человека радостно повернулись, чтобы поздороваться с цветущим мужчиной.
Мэги поежилась. «Так мне и надо», — подумала она, мысленно удаляясь в угол, но вспомнила недавно прочитанную статью, в которой советовалось поискать в толпе кого-нибудь, кому еще более одиноко, если чувствуешь себя забытой в людном месте, и постараться завязать с ним беседу.
Усмехнувшись про себя, она решила применить эту тактику, а если собеседника найти не удастся, она уедет домой. Воспоминание об уютной квартирке на Пятьдесят шестой улице возле Ист-Ривер показалось ей очень приятным. Никуда не надо было ходить сегодня вечером. Недавно вернувшись с фотосъемок в Милане, она мечтала только о тихом отдыхе.
Еще раз оглядевшись, она увидела, что почти каждый потомок Сквайра Моора сражался за то, чтобы его услышали.
«Пора на выход», — решила она. И вдруг рядом послышался голос — мелодичный, знакомый голос, от которого нахлынули приятные воспоминания. Она резко повернулась. Голос принадлежал женщине, поднимающейся по небольшой лестнице на балкон ресторана и остановившейся с кем-то поговорить. Мэги замерла, а потом ахнула. Не сошла ли она с ума? Неужели Нуала? Как давно это было, а голос ее ничуть не изменился с тех пор, когда она была ее мачехой. Мэги тогда было пять лет, а потом десять. После развода ее отец запретил даже упоминать имя Нуалы.
Мэги заметила, что Лайам направляется к одному из родственников, и схватила его за руку.
— Лайам, та женщина на ступеньках, ты ее знаешь?
Он скосил глаза.
— А, это Нуала. Она была замужем за моим дядей. То есть выходит, что она моя тетя, но это его вторая жена, поэтому никогда не воспринимал ее как близкую родственницу. Она с характером, но очень забавная. А в чем дело?
Мэги не успела ответить и быстро стала пробираться сквозь толпу Мооров. Когда она достигла лестницы, женщина уже болтала с группой людей на балконе. Мэги поднялась по лестнице, но на самом верху остановилась, чтобы разглядеть ее.
Когда Нуала так внезапно ушла, Мэги молилась, чтобы она хотя бы написала ей, но писем не было, и молчание это показалось Мэги особенно тяжелым. За пять лет они так сблизились. Ее собственная мама погибла в автомобильной катастрофе, когда она была совсем младенцем. Только после смерти отца Мэги узнала от друга семьи, что отец уничтожал все письма и возвращал все подарки, которые Нуала ей посылала.