Теперь Мэги глядела на хрупкую женщину с прекрасными голубыми глазами и мягкими золотыми, как мед, волосами. Она заметила тонкую паутинку морщин, которые ничуть не портили ее превосходную кожу. И пока она смотрела, ее сердце переполнялось воспоминаниями, детскими воспоминаниями, возможно, самыми счастливыми.
Нуала всегда становилась на ее сторону во время ссор, умоляя отца Мэги: «Оуэн, ради всего святого, она всего лишь ребенок. Перестань цепляться к ней каждую минуту». Нуала всегда говорила: «Оуэн, в ее возрасте все дети носят джинсы. Оуэн, ну что с того, что она потратила три пленки? Ей нравится фотографировать, она превосходно это делает… Оуэн, она не просто возится в грязи. Неужели ты не видишь, что она пытается сделать что-то из этой глины? Ради Бога, признай творческие способности своей дочери, даже если не любишь искусство».
Нуала — всегда такая прелестная, всегда такая веселая, всегда так терпеливо отвечающая на вопросы Мэги. Именно Нуала научила Мэги понимать и любить искусство.
Естественно, в этот вечер Нуала была в светло-голубом атласном костюме и на высоких каблуках. В воспоминаниях Мэги она всегда была в пастельных тонах.
«Нуала вышла замуж за отца, когда ей было под пятьдесят, — думала Мэги, пытаясь определить ее возраст теперь. — Пять лет замужества, развелась двадцать два года тому назад».
Трудно поверить, что Нуале было более семидесяти лет. Конечно, она выглядела гораздо моложе.
Их глаза встретились. Нуала нахмурилась, а потом растерялась.
Нуала говорила ей, что настоящее ее имя было Финнуала, в честь легендарного кельтского Финна Мак-Кула, победившего великана. Мэги вспомнила, как в детстве она с удовольствием старалась произносить Фин-ну-ала.
— Фин-ну-ала? — осторожно произнесла она теперь.
Лицо старой женщины исказило выражение полного изумления. Потом она радостно ахнула, отчего все вокруг замолчали, а Мэги снова оказалась в объятиях любящего человека и ощутила слабый запах, остававшийся в памяти все эти годы. Когда ей исполнилось восемнадцать лет, она узнала, что это запах радости. «Какой удачный вечер», — подумала Мэги.
— Дай взглянуть на тебя! — воскликнула Нуала, выпуская ее из объятий и отступая на шаг, но крепко держа Мэги за обе руки, словно боясь, что она исчезнет, и не сводя с нее глаз.
— Не думала, что снова тебя увижу! О Мэги! А как этот жуткий человек, твой отец?
— Он умер три года тому назад.
— О, прости, дорогая. Но уверена, что под конец жизни он стал совершенно несносным.
— Он никогда не был особенно легким, — согласилась Мэги.
— Милая моя, я была за ним замужем. Помнишь? И знаю, каким он был! Вечный ханжа, суровый, кислый, раздражительный, нудный. Но не стоит снова об этом. Бедняга умер, да почиет он в мире. Но он был такой старомодный, такой жесткий, с него можно было писать средневековый портрет для церковных витражей.
Заметив, что все вокруг ее внимательно слушают, Нуала обняла Моги за талию и объявила:
— Это мой ребенок! Не я родила ее, но, конечно, это совершенно не важно.
И Мэги заметила, что Нуала глотает слезы.
Мечтая сбежать из переполненного ресторана и поговорить, они ушли вместе. Мэги не нашла Лайама, чтобы попрощаться, но знала, что по ней никто не будет скучать.
Рука в руке Мэги и Нуала прошли по Парк-авеню сквозь сгущающиеся сентябрьские сумерки, повернули на запад на Пятьдесят шестую улицу и остановились в «Иль Тинелло». Заказав кьянти с тоненькими ломтиками жареных цуккини, они рассказывали друг другу о своей жизни.
Для Мэги это было просто.
— Интернат; меня отправили туда, как только ты уехала. Потом Карнеги-Меллон, и наконец, курс изобразительных искусств в Нью-Йоркском университете.
— Замечательно. Я всегда знала, что либо это, либо скульптура.
Мэги улыбнулась.
— У тебя хорошая память. Я люблю лепить, но для меня это только хобби. Фотографом быть гораздо практичней, и не буду скромничать, но кажется, я неплохой фотограф. Есть отличные клиенты. А что ты, Нуала?
— Нет, давай закончим с тобой. Ты живешь в Нью-Йорке. У тебя любимая работа. Развиваешь свой природный талант. Такая же хорошенькая, как я надеялась. Тебе исполнилось тридцать два. А как насчет любви, или как там вы, молодые, это называете?
У Мэги привычно екнуло сердце, но она просто сказала:
— Три года была замужем. Его звали Пауль, он закончил Академию воздушных сил. Его только выбрали для работы в НАСА, когда он погиб во время тренировочного полета. Это случилось пять лет тому назад. Думаю, что никогда не смогу одолеть это потрясение. До сих пор трудно говорить.