Да, Одиль был настоящая яркая блондинка, но Лейн устал восторгаться ее красотой.
— Смотрится нормально, — сказал он с явным раздражением.
— Всего лишь нормально? — спросила она, сделав большие глаза и трепеща ресницами.
— Послушай, Одиль, у меня болит голова. Не хотелось бы напоминать тебе, что последние недели были очень напряженные.
— Знаю, дорогой. Почему бы тебе не прилечь, пока я раскрашу лилию?
Это была еще одна шутка Одиль, которая приводила его в бешенство. Она говорила всегда «раскрасить» вместо «позолотить лилию». Ей нравилось, когда ее кто-нибудь поправлял, тогда она была счастлива заметить, что фраза искажена, ибо Шекспир написал «Позолотить чистое золото, раскрасить лилию».
«Ах, какая претензия на интеллектуальность», — подумал Лейн, скрипя зубами, и посмотрел на часы.
— Послушай, Одиль, торжество начинается через десять минут. Тебе не кажется, что надо поторопиться?
— О, Вильям, никто не является на коктейльный вечер минута в минуту, — возразила она голосом маленькой девочки. — Почему ты сердишься? Знаю, что тебя что-то сильно беспокоит, но, пожалуйста, поделись со мной. Я постараюсь помочь. Я и раньше помогала тебе, не так ли?
Она сделала вид, что сейчас расплачется.
— Конечно помогала, — сказал доктор Лейн более мягким тоном, наконец-то расслабляясь. Затем он сделал ей комплимент, который должен был ее удовлетворить: — Даже с нераскрашенной лилией ты прекрасна. На этот вечер ты могла бы пойти как есть и затмить там всех женщин.
Когда она улыбнулась, он добавил:
— Но ты права. Я действительно озабочен. Миссис Бейнбридж сегодня плохо себя чувствовала, и мне было бы гораздо спокойней, будь я поблизости, если вдруг понадоблюсь. Поэтому…
— О, — вздохнула она, зная, что за этим последует, — как жаль! Мне так хотелось сегодня со всеми повидаться, повеселиться. Мне нравятся наши клиенты, но мы, похоже, посвятили им всю свою жизнь.
Это была реакция, которую он ждал.
— Я не хочу тебя расстраивать, — сказал он твердо. — Можешь остаться и хорошо провести время. Можешь даже переночевать в гостинице и вернуться домой завтра. Не хочу, чтобы ты садилась за руль ночью без меня.
— Ты уверен?
— Уверен. Я только покажусь и уеду. Можешь передать всем от меня привет. — Тревожное предчувствие внутри завыло как сирена. Ему хотелось умчаться, но он задержался, чтобы поцеловать ее на прощанье.
Она взяла его лицо в руки.
— О, дорогой, надеюсь с миссис Бейнбридж ничего не случится, хотя бы в ближайшее время. Она очень старая, конечно, и не может жить вечно, но она такая милая. Если ты подозреваешь что-нибудь серьезное, пожалуйста, вызови немедленно ее личного врача. Мне бы не хотелось, чтобы ты подписал заключение о смерти еще одной нашей клиентки сразу после смерти другой. Вспомни все неприятности на твоей последней работе.
Он снял ее руки со своего лица и сжал их. Как ему хотелось ее задушить!
68
Вернувшись домой, Мэги долго стояла на крыльце, глубоко вдыхая свежий, чистый, соленый воздух океана. Ей казалось, будто после музея запах смерти застрял у нее в носу.
«Эрл Бейтман наслаждается смертью, — подумала она, чувствуя как по спине пробежали мурашки отвращения. — Ему нравится говорить об этом, входить в образ».
Лайам рассказывал ей, с каким наслажденном Эрл описывал страх обитательниц Латам, получивших колокольчики. Она хорошо понимала их страх. Хотя, по словам Эрла, этот инцидент так сильно его расстроил, что он упаковал колокольчики и спрятал их на складе.
«А может, здесь и то и другое. Ему, возможно, понравилось их пугать, но он очень расстроился, когда его выгнали», — подумала она.
Ему очень хотелось все ей показать в этом странном музее. Так почему же он не предложил посмотреть колокольчики? Определенно это не из-за болезненных воспоминаний о том, что случилось в «Латам Мейнор».
Может быть, потому, что он спрятал их на могилах женщин из пансионата — тех, кто присутствовал тогда на лекции? И она тут же подумала, была ли на той лекции Нуала?
Мэги заметила, что дрожит всем телом, и обхватила себя руками. Входя в дом, она убрала с двери записку для Брауэра. Первым, что попалось на глаза в комнате, была фотография в рамке, которую подарил ей Эрл. Она взяла ее в руки.
— О, Нуала, — произнесла она вслух. — Фин-ну-ала. — С минуту она смотрела на фотографию. Можно ее заретушировать, чтобы Нуала осталась одна, а потом увеличить.