Беда в том, что дело это слишком легкое. Женщина позвонила и сказала, что страховая компания все уладила. «А это означает, что я потерял три или четыре тысячи долларов», – мрачно подумал Нортон.
Он все еще не мог успокоиться после того, как узнал, что менее чем за двадцать четыре часа до смерти Нуалы Моор тайно отменила продажу ему своего дома. Над ним навис двухсоттысячный залог за его собственный дом.
Огромного труда стоило уговорить Дженни подписать совместный залог. Наконец он рассказал ей npо изменение Закона об охране окружающей среды Ветленда и про деньги, что он надеялся выручить от продажи дома Нуалы Моор.
– Смотри, – пытался урезонить он свою жену, – ты устала работать в доме престарелых. Бог свидетель, я слышу об этом каждый день. Это совершенно законная сделка. У дома есть все необходимое. Самый худший исход, это если не пройдет новый закон, а этого случиться никак не может. Тогда мы берем ссуду на ремонт дома Нуалы, приводим его в порядок и продаем за триста пятьдесят тысяч.
– Еще один заем, – ядовито сказала она. – Ну-ну, ты конечно отличный предприниматель. Тогда я смогу бросить работу. И что же ты сделаешь со своими доходами, если новый закон будет принят?
Он не был готов отвечать на этот вопрос до тех пор, пока сделка не состоялась. А теперь этого и вовсе не произойдет. Если только что-нибудь не изменится. Он все еще слышал злые слова Дженис после их возвращения домой в пятницу вечером.
– Значит, теперь у нас двухсоттысячный залог и расходы по его получению. Ты немедленно идешь в банк и выплачиваешь его. Я не собираюсь терять свой дом.
– Ты его не потеряешь, – ответил он, надеясь, что у него будет время все исправить. – Я уже сказал Мэги Холлоувей, что хочу с ней поговорить, и она знает, разговор будет о доме. Неужели ты думаешь, она захочет остаться в доме, где была убита ее мачеха? Мисс Холлоувей сбежит из Ньюпорта как можно скорее, а я подчеркну, что в течение многих лет был для Нуалы и Тима Мооров хорошим помощником и не требовал за услуги больших денег. На следующей неделе она обязательно согласится продать дом.
«Ей придется его продать», – сказал он себе. Это единственный выход из его сложного положения.
Зазвонил телефон. Он снял трубку.
– Да, Барбара, – сказал он официальным тоном. Она не допускала интимности в их общении на работе, всегда опасаясь, что кто-то может услышать.
По ее тону он понял, что она одна.
– Малком, можно поговорить с тобой десять минут? – спросила она, и он сразу почуял что-то неладное.
Через минуту она сидела напротив, сложив на груди руки и опустив глаза.
– Малком, не знаю, с чего начать, так что скажу прямо. Я не могу здесь оставаться. Последнее время я чувствую себя усталой. – Она поколебалась, потом добавила:
– Даже так сильно тебя любя, я не могу смириться с тем, что ты женат.
– Ты видела меня и Дженис, знаешь, какие у нас отношения.
– Но она твоя жена. Так будет лучше, поверь мне. Я уезжаю к своей дочери в Вейл на два месяца. Потом, когда вернусь, поищу другую работу.
– Барбара, ты не можешь уйти вот так, – взмолился он, вдруг запаниковав. Она грустно улыбнулась.
– Не теперь. Я так не смогу. Предупрежу тебя за неделю.
– К тому времени мы с Дженис расстанемся, обещаю. Пожалуйста, останься! Не могу отпустить тебя.
«И это после того, как я столько сделал, чтобы удержать тебя», – в отчаянии подумал он.
19
Мэги заехала за Гретой Шипли, а потом они остановились у цветочного магазина, чтобы купить букет. По дороге на кладбище Грета вспоминала о дружбе с Нуалой.
– Ее родители снимали здесь дом, когда нам было по шестнадцать. Она была такая прелестная девушка и такая веселая. Мы тогда были неразлучны, и у нее было много поклонников. Да, а Тим Моор не отходил от нее. Потом ее отца перевели в Лондон, и она с ним уехала. Потом я узнала, что она вышла замуж. Постепенно мы потеряли друг друга, я всегда жалела об этом.
Мэги ехала по тихим улицам, ведущим к кладбищу.
– Как вы снова повстречались? – спросила она.
– Это случилось двадцать один год тому назад. Однажды зазвонил телефон. Кто-то спросил Грету Карлайл. Голос показался знакомым, но я не могла сразу определить. Я ответила, что я Грета Карлайл Шипли, и Нуала завопила: «Отлично, Грет! Значит, ты захомутала Картера Шипли!»
Мэги казалось, что голос Нуалы звучал из уст каждого. Она слышала его, когда миссис Вудз говорила про завещание, когда доктор Лейн рассказывал, что она чувствовала себя двадцатидвухлетней, а теперь вот воспоминания миссис Шипли об их теплой встрече, которую Мэги сама пережила меньше двух недель тому назад.
Хотя в машине было тепло, Мэги дрожала. При воспоминании о Нуале всегда возникал один вопрос: была ли дверь на кухню не заперта или Нуала открыла ее сама и впустила знакомого, кого-то, кому она доверяла?
«Убежище, – подумала Мэги. – Наши дома должны быть для нас убежищем. Молила ли Нуала о пощаде? Как долго она страдала от ударов по голове? Полицейский Брауэр сказал, что убийца что-то искал в доме и, судя по всему, не нашел».
– ...мы сразу нашли общий язык и снова стали лучшими подругами, – продолжала Грета. – Нуала рассказала, что рано овдовела, потом снова вышла замуж. И что второй брак был страшной ошибкой, кроме тебя. Она так невзлюбила замужество, что объявила, что скорее ад заморозится, чем она снова выйдет замуж. Но к тому времени овдовел Тим, и они сошлись. Однажды утром она позвонила и сказала: «Грет, хочешь на каток? Преисподняя только что покрылась льдом!» – Они с Тимом поженились. Никогда не видела ее такой счастливой.
Они подъехали к воротам кладбища. Ангел из белого камня приветствовал их распростертыми руками.
– Могила слева на холме, – сказала миссис Шипли. – Но конечно, ты это знаешь. Ты была здесь вчера.
«Вчера, – подумала Мэги, – неужели только вчера?»
Поставив машину на вершине холма, они пошли по дорожке рядышком рука в руке. Земля на могиле Нуалы была уже выровнена и примята. Пышный зеленый газон придавал местности вид спокойного безвременья. Слышался только шум ветра в осенней листве клена. Возлагая цветы на могилу, миссис Шипли сумела улыбнуться.
– Нуале правилось это большое дерево. Она говорила, что, когда придет ее час, она хотела бы лежать в густой тени, чтобы от избытка солнца не пострадала ее кожа.
Уходя, они тихонько засмеялись. Потом Грета приостановилась.
– Я не буду слишком навязчивой, если попрошу тебя навестить еще нескольких моих друзей? Сохранила для них немного цветов. Двое из них лежат здесь, на кладбище Святой Марии, остальные на кладбище Святой Троицы. Дорога ведет прямо туда. Кладбище рядом, а северные ворота между ними днем всегда открыты.
Посещение не заняло много времени. Памятник на последней могиле гласил: «Констанция Ван Зикль Райнлендер». Мэги заметила, что она похоронена всего две педели назад.
– Она была близкой подругой? – спросила Мэги.
– Не такой близкой, как Нуала, но она жила в «Латам Мейнор», и я хорошо ее знала. – Она помолчала. – Это так внезапно, совершенно внезапно, – сказала она, повернулась к Мэги и улыбнулась. – Надо возвращаться. Боюсь, что немного услала, тяжело терять дорогих люден.
– Знаю, – Мэги обняла старую женщину и почувствовала, какая она хрупкая.
Двадцать минут на пути в пансионат Грета Шипли дремала. Когда они подъехали к «Латам Мейнор», она открыла глаза и виновато сказала:
– Я была такой энергичной. У нас в семье все такие. В девяносто лет моя бабушка оставалась довольно крепкой. Мне начинает казаться, что я слишком задержалась.