– Привет, – сказала она. – Рада видеть, но до начала еще два часа, поэтому не могу оставить тебя надолго.
– А я не надолго, – быстро ответил ее посетитель.
4
После того как его мать переехала во Флориду, продав дом, который старик Сквайр подарил на свадьбу его бабушке, Лайам Моор Пейн купил кондоминиум на Виллоу-стрит. Он пользовался им каждое лето, но, даже убирая свою лодку в гараж в конце сезона, он частенько приезжал сюда из Бостона на выходные, убегая от сумасшедшего мира международных финансов.
Просторная квартира с высокими потолками и террасой с видом на залив Наррагаисет была обставлена отборной мебелью из семейного дома. Уезжая, его мать сказала: «Эти вещи не будут смотреться во Флориде, а мне они никогда особенно не нравились, можешь забирать. Ты, как и твой отец, любишь громоздкое старье».
Выходя из душа и вытираясь, Лайам подумал об отце. Неужели они с ним так похожи? После тяжелого рабочего дня на бирже отец всегда шел прямо к бару в кабинете и делал себе очень сухой, очень холодный мартини, медленно его выпивал, а потом, полностью расслабившись, отправлялся наверх принять ванну и переодеться к вечеру.
Лайам энергично растирался полотенцем, слегка улыбаясь мысли о том, что они с отцом были так похожи, хотя и различались в мелочах. Почти ритуальные отмокания отца в ванне сводили Лайама с ума, потому что ему нравился бодрящий душ. Еще он любил выпить мартини не до, а после душа.
Спустя десять минут Лайам, стоя у бара в кабинете, осторожно налил финской водки в охлажденный бокал со льдом и слегка помешал содержимое. Потом он перелил напиток в тонкий бокал на ножке, капнул туда две капли оливкового сока, подождал, пока он разойдется по поверхности водки, и, довольно вздохнув, сделал первый глоток.
– Аминь, – произнес он вслух. Было без десяти восемь. У Нуалы он должен быть через десять минут, а поскольку дорога занимает минут девять, он не боялся опоздать. Кроме того, все знали, что коктейль у Нуалы протянется до девяти часов, а может, и дольше.
Лайам решил устроить себе маленький отдых. Он опустился на красивую кушетку, обитую темно-коричневой марокканской кожей, и осторожно положил ноги на антикварный кофейный столик, по форме напоминающий стопку старых жерновов.
Он закрыл глаза. Неделя была долгой и напряженной, но выходные обещали стать интересными.
Перед его мысленным взором явилась Мэги. Замечательно, что у нее есть связь с Ньюпортом, очень сильная связь, как выяснилось. Он был потрясен, узнав, что она знакома с Нуалой.
Он вспомнил, как расстроился, обнаружив, что Мэги ушла из ресторана «Четыре Времени Года», ничего ему не сказав. Злой на себя за свое невнимание к Мэги, он решил ее отыскать и исправить ситуацию. Порасспросив, он узнал, что Мэги ушла с Нуалой еще до обеда, и ему подумалось, что они могли пойти в «Иль Тинелло».
Для молодой женщины у Мэги были слишком постоянные привычки.
Мэги. Он представил ее себе – ее красивое лицо, ум и энергию, которые она излучала.
Лайам допил водку и со вздохом выбрался из своего уютного уголка. «Пора идти», – подумал он. Взглянув на себя в зеркало в прихожей, он отметил, что красно-синий галстук, который подарила мать на день рождения, вполне подходит к темно-синему блейзеру, хотя традиционный полосатый был бы лучше. Пожав плечами, он решил не думать об этом, надо спешить. Он запер дверь и отправился на обед к Нуале.
5
Эрл Бейтман растянулся на диване с бокалом вина в руке, на столике рядом лежала только что прочитанная книга. Он знал, что пора одеваться к званому обеду у Нуалы, но наслаждался бездельем, используя возможность поразмышлять о прошедшей неделе.
Перед отъездом из Провиденса он проверил письменные работы 101-го класса антропологии и отметил, что почти все они были выполнены на «хорошо» и «отлично». Семестр должен быть интересным, а может, даже и захватывающим.
А теперь он надеялся, что в выходные в Ньюпорте больше не будет переполненных ресторанов и дорожных пробок, обычных для летнего сезона.
Эрл занимал гостевое крыло фамильного дома, Сквайр Холла, построенного Сквайром Моором для своей младшей дочери по случаю ее бракосочетания с Гордоном Бейтманом, с «вампиром», как называл его Сквайр, из-за того, что четыре поколения Бейтманов занимались похоронным делом.
Из всех домов, подаренных им своим детям, этот оказался самым маленьким – показатель того, что отец был против этого брака. Ничего личного, просто Сквайр боялся смерти и даже запретил произносить это слово в своем присутствии. Появление в семействе человека, который несомненно будет совершать обряд погребения своих родственников, было постоянным напоминаннем запретной темы.
Гордон Бейтман отреагировал на это тем, что убедил свою жену называть дом Сквайр Холл, – лукавая месть тестю и тонкое напоминание о том, что никто не почитает его больше, чем он.
Эрл всегда верил, что собственное имя было еще одной издевкой над Сквайром, потому что старик Сквайр всегда пытался создать впечатление, будто его так назвали в честь того, что поколения Мооров из Дингля имели привилегированный титул сквайров, а между тем в старину в графстве Дингль сквайры должны были дергать себя за чуб в знак особого уважения к графу.
Когда Эрл сумел убедить отца, что не собирается стать еще одним гробовщиком в семье Бейтманов, отец продал похоронное бюро частной корпорации, которая сохранила прежнее имя заведения и наняла хорошего управляющего.
Теперь родители проводили девять месяцев в году в Южной Каролине, поближе к его замужним сестрам, и разрешили Эрлу в это время пользоваться всем домом. Он отказался от предложения. Это крыло было в его вкусе, с книгами и экспонатами, запертыми в стеклянных шкафах. Еще отсюда открывался роскошный вид на Атлантический океан. Эрл считал, что море очень успокаивает.
Покой. Возможно, это он ценил более всего.
На шумном нью-йоркском собрании потомков Сквайра Моора он старался держаться в стороне и только наблюдать, не судить слишком строго и не участвовать в хвастливых россказнях. Казалось, что его родственники только и говорят о том, как хорошо они преуспели, и, подобно Лайаму, с упоением наперебой рассказывают анекдоты про своего эксцентричного, а порой и жестокого предка.
Эрл также знал, как охотно некоторые из них уцепились за прошлое его отца, потомственного гробовщика. На приеме он подслушал разговор двоих, унижавших его и отпускавших едкие шуточки о преемниках и о самой профессии.
«Холера их побери», – думал он, вставая с дивана. Было без десяти восемь, пора собираться. Ему не хотелось идти на обед к Нуале, но, с другой стороны, там будет Мэги Холлоувей. Она такая хорошенькая…
Да, ее присутствие гарантировало, что вечер не будет скучным.
6
Доктор Вильям Лейн, директор резиденции «Латам Мейнор», в третий раз посмотрел на часы за последние пять минут. Он и его жена должны быть у Нуалы Моор в восемь часов, а между тем уже без десяти восемь. Крупный, лысеющий пятидесятилетний мужчина, доктор Лейн был утешительно внимателен со своими пациентами, терпение это, однако, не распространялось на его жену.
– Одиль, – позвал он, – ради Бога, поторапливайся.
– Сию секунду. – Ее глубокий и музыкальный голос донесся с лестницы из дома, который некогда служил каретной у «Латама Мейнора». Спустя мгновение она влетела в гостиную, на ходу застегивая сережку.
– Я читала миссис Патерсон, – сказала она. – Ты же знаешь, Вильям, какая она. Все еще не привыкла к новому месту и никак не хочет смириться с тем, что сын продал ее дом прямо из-под нее.
– Скоро привыкнет, – раздраженно сказал он. – Они здесь все постепенно становятся абсолютно счастливыми.