В самом деле, власть — это неописуемое чудовище, и вы оба отдали достаточно времени, разбирая по косточкам ее боль и ущерб и создавая категории формы боли и ущерба. Акер писала тебе: «Сообщество как общность: Батай и Бланшо терпеть его не могут, поэтому они пробуют обосновать иной способ, чтобы управляться с сообществом или даже «мыслить» его».
В вашей борьбе со священным и смерть Элвиса как объект поклонения, и симулякр денег у Уорхола (да, почему это так замалчивают?) являются актами веры, а для тебя, Кен, преимущественно неверия или отрицания. Но именно священное заново воплотилось в медиа, преобразованное через учение Ницше (вы с Кэти всегда возвращаетесь к нему!). Медиа — это ангст и игрушка Кэти: это ее инструмент, как и твой, ты лучше будешь дураком, чем экспертом, признанным критиком. Быть внутри и наблюдать, как члены правительства ведут борьбу с желанием и как по факту оно могло бы работать на них. Медиа. Во мне нет социал-демократа; а в тебе есть. У меня внутри сидит только анархист, та часть тебя, что ест себя поедом. В числе твоих необходимых и желанных противоречивых суждений есть такое: «Медиа — моя страсть, понимаешь, и непрерывный эстетический эксперимент. Я художник, и мой материал — это медиа. Получается, есть политика и эстетика. А еще увлеченность. Я хочу пойти дальше, чем Дебор и Бодрийяр… понимаешь, я левый колумнист (пятая колонка!) в газете Мёрдока…»
Ты хотел Америки, сейчас ты в Америке. Ты говоришь об Америке с оглядкой на Австралию. Ты говоришь: «Я не смогу, наверное, прояснить «американский вопрос» в австралийской культуре, но написать эссе, наоборот, об австралийском вопросе в американской культуре — в этом что-то есть. Мы никогда не получаем внимания! Мы любим на расстоянии». Конечно, это ирония; но погоди, это еще не всё.
Позднее в этой переписке (что такое «поздно» для нее? Когда неделя или чуть больше прошла с тех пор, как вы познакомились?! — в одном месте ты говоришь: «Так странно не писать тебе. Сколько прошло? 72 часа?») ты сможешь сказать, «изумленный» тем, что такое Америка: «Отдельные формы тупости, конечно, американская культура подняла на уровень высокого искусства. Но тупость — это не сущность, а явление. Опять Бодрийяр: оставим иронию европейцам; лучшее американское искусство напоминает пустыню или кристалл». А Кэти, которая без шлема разъезжает на мотоцикле, говорит: «Это пристойная сторона американского кошмара», этот жуткий центр, который она называет центром арийской нации, утверждая, что там, к счастью, много разных культур. Это сложная картина, и она является ее частью, хотя ей нужна дистанция, которую давал ей Лондон (кризис Блумсбери?). А об Австралии? Для начала: «…почему Австралия? Никогда не думала об Австралии, только о своих привычных австралийских друзьях, которые напивались и ели стейк и яичницу в пять утра… (мое первое предисловие, к твоим землякам)…»
Кэти приехала в Австралию, вы бродили по книжным лавкам, провели вместе три ночи, одна из которых стала для вас откровением в плане секса. Откровения — это ваша одержимость. Кэти скажет через несколько дней в имейле (может, она была пьяна? — она часто пьяна или хочет позавтракать: разница во времени — это суть темпорального в этой переписке… а еще остается долгий шлейф от джетлага): «Я настоящий романтик, если дать волю чувствам. И вообще не то чтобы трахаюсь со всеми подряд». Это список кораблей у Гомера, где отмечено, во что могут превратиться отношения, исходя из того, чем они уже становились и какие из них доплывут до Трои, чтобы захватить (боюсь, спасения не будет) Елену и вернуть ее себе, освободить фетишизированную пизду (и дальше «наслаждаться» фетишем), это проработка того, что значимые другие сотворили с вами, в вас, того, кем вы можете быть друг для друга. В этом есть разная степень обнажения и интимности, и всегда следи, не нацелен ли пиратский кинжал тебе в спину (пред-в-кушение, ужимки страсти).