— Так, одна сволочь на улице, — ответила Прокофьева.
— На улице? Ночью? — вопросительно посмотрела на нее Жар-птица.
— Нет, не ночью. Как раз среди бела дня. Я его сфотографировала. А он меня видишь как разрисовал? — показала Настя лицо, а затем локти. — Подскочил и чуть не убил. Я так ничего и не поняла. Сначала в машину заволок. Стукнул, я вырубилась. А когда очнулась, открыла дверцу и сиганула на асфальт.
— На всем ходу? — уставилась на нее Жар-птица.
— Нет, он притормозил, — уточнила свой рассказ Прокофьева. — Вот так.
— Странно, со мной такого еще никогда не было, чтобы незнакомый ни с того ни с сего с ходу по голове, — сказала подруга. — Наверное, ему очень не понравилось, что ты его сфотографировала.
— Наверное, — подтвердила Прокофьева. — Это называется нарушение личной неприкосновенности. Только по морде сразу зачем бить? Попросил бы по-человечески, я бы и уничтожила фото. Хотя…
— То-то… — подхватила Жанка. — Тебе тоже не хотелось, чтобы кто-то нарушал твою свободу снимать, где хочешь и кого хочешь.
— Ну, да. Но там все равно что-то не так. Мне кажется, что я его где-то видела. Морда какая-то на вопрос наводящая.
— Тем более. Значит, рыльце у него в пушку, если тебя так саданул. Может, его милиция разыскивает?
— Вполне может быть, — покивала головой жертва нападения.
— А тут ты со своей газетой. И на всю страну. Я бы тоже врезала тебе, будучи на его месте, — сказала Жар-птица. — И попыталась бы забрать эту фотографию.
— Ты бы?.. Да тебя саму… — погладила ее по голове Настя.
— А что, это же документальное подтверждение. Не боишься, что вдруг нагрянет?
— Не боюсь. Как он меня найдет в пятимиллионном городе? Скажи, как? Я могла его видеть случайно. Но то, что я с ним не разговаривала и нас никто с ним не знакомил — в этом я уверена на сто процентов.
— Может, ты и права, — сказала Жар-птица. — Ну да ладно, сейчас будем лечиться. Наливай. И нож, пожалуйста, дай мне — ветчину нарезать. Так, — принялась она раскладывать все по тарелкам. — Пикачики сюда положим. Помидоры туда. Апельсинку порежем на десерт. Хлеб можно ломать… Давай, давай на хлеб, мясо налетай. Я сама так есть хочу. Ты не представляешь. С утра почти ничего не ела.
— А мне кусок в горло не лезет после всего, что сегодня стряслось, — пожаловалась Настя.
— Ничего, ничего. Сейчас пройдет. Это стресс, по-научному называется, мы его быстро устраним. Мы же в этом деле профессионалы, — намекнула на свое повседневное занятие Жанка.
Жар-птица отличалась природной смекалкой и говорливостью. Прямо птица-говорун, так ее тоже иногда называли близкие знакомые, которых у нее, кроме Насти, в этом большом городе на самом деле было раз, два и обчелся. Вот они и жались иногда друг к другу, чтобы согреться и спрятаться от хладнокровия и иногда бездушия окружающих людей.
У Насти так же, как и у Жанки, здесь, в Питере, не было под боком ни мамы, ни папы. Вся ее родня осталась в Выборге, и наведывалась чаще туда она, чем они к ней. Но сам Питер они обе любили, и никуда отсюда уезжать не собирались, по крайней мере, в ближайшее пять лет, будучи каждая в своем амплуа.
— Давай за жизнь, — предложила первый тост Жар-птица. — Чтоб она никогда не кончалась. Давай?! Ну, вздрогнули.
— Давай. Стой, подожди секунду, не пей… — перехватила ее руку Настя.
— Что такое? Не бойся, не отравлено. Я покупала знаешь в каком месте? Знаешь? Где, как в лучших домах Парижа. Ну, в общем, проверено. Это тебе не водка, не бойся.
— В том-то и дело, что не водка. Текилу принято пить с лимоном, и солью нужно провести по ободку рюмки. Вот так правильно, — показала Настя. — Теперь и в самом деле, как в лучших домах Парижа.
— А ты откуда знаешь? — спросила, попробовав пить по-новому, Жанна.
— А меня один знакомый угощал в баре, там так делали. Ведь так интересней, правда?
Обе подруги знали, что удовольствия можно и нужно извлекать из мелочей. Жар-птице, конечно же, понравился новый ритуал, и она уже сама принялась проделывать нечто подобное, наливая и опрокидывая одну за одной рюмки текилы. После выполнения столь старательных упражнений с текилой ей стало жарко, и она расстегнула на себе платье.
— Настя, слушай, у тебя музыка есть? Хочу танцевать текилу-джаз, — заявила осоловевшая Жар-птица. — Я танцевать хочу, — завела она низким голосом. — Тащи музыку, Настя.
— «Текила-джаз» есть, но она тебе не покатит, — ответила Прокофьева, имея в виду название питерской группы, игравшей отнюдь не танцевальную музыку.