Когда выступление завершилось, ударник швырнул в толпу зрителей свои палочки. Солист выпрашивал все новые аплодисменты, а бас-гитарист просто стоял сбоку. Выглядел он просто отлично, такой спокойный и холодный. Эмма решила, что ей опять нужно в туалет, а Эшли, посмотрев на часы, заявила, что надо спешить, потому что автобус отходит через двадцать минут, и они договорились, что встретятся на остановке за автостоянкой, чтоб успеть на четырехчасовой рейс. На часах Эшли было три сорок одна.
Ни Элисон, ни Эшли Эмму больше не видели.
Когда до отправления автобуса осталось всего десять минут, а подруга так и не появилась, обе девушки рванули обратно, заглянули в туалеты, в кафе и в магазин, но нигде ее не обнаружили. Вернувшись на остановку, они упросили водителя подождать, и он задержал отправление на пару минут. Эшли и Элисон все надеялись, что Эмма вот-вот появится, но напрасно.
Водитель сказал, что пора ехать.
– И что нам теперь делать? – спросила Эшли.
– Надо ехать, – ответила Элисон. – Это последний рейс.
Как только автобус остановился у торгового центра «Виктория», они тут же сообщили встречавшему их отцу Элисон о том, что случилось. Он молча отвез их к дому Харрисонов, и те отвели младшую дочь Полу к соседям, а сами поехали на машине в Раффорд разыскивать Эмму.
В тот же вечер, после половины десятого, они явились в Центральный полицейский участок Ноттингема и сообщили об исчезновении дочери.
В ту ночь кошмар вернулся, еще более жуткий. Мягкая плоть терлась о его кожу и скользила по ней, что-то живое трепыхалось под ногами и отскакивало прочь, пока он поднимался по лестнице. Вытертое до основы одеяло, брошенное на кровать, его собственная рука, хватающаяся за засаленную кромку, глаза невольно смотрят в сторону, дыхание сперло от жуткой вони. Он отдернул одеяло и увидел, что было под ним, но в этот момент, слава Богу, проснулся.
Вопль, еще замиравший в отдалении, был его собственным.
Майка, в которой он спал, вся промокла от пота; кожа пылала.
В ванной Элдер разделся и обтерся полотенцем, плеснул в лицо холодной водой; лицо, что смотрело на него из зеркала, было старше того, которое он привык видеть и хорошо знал.
Уилли Белл сидел внизу, у кухонного стола, бутылка виски уже откупорена, стакан Элдера уже наполнен.
– Девушка, пропавшая в Раффорд-парке? – спросил он.
– Видимо, да.
– Может, она вернется утром домой, поджав хвост, – предположил Уилли.
– Может быть.
Но ни один из них в это не верил.
31
Солнце вырвалось из-за облаков в тот самый момент, когда Элдер добрался до вершины холма, и осветило вьющееся лентой шоссе, которое круто спускалось вниз, перед тем как вновь устремиться вверх – уже по прямой, как древняя римская дорога, проходя между вересковой пустошью и зарослями можжевельника. До отъезда из Ноттингема Элдер позвонил Хелен Блэклок и сообщил, что не узнал ничего нового, ничего существенного, но тем не менее хотел бы поговорить с ней; если она свободна вечером, может быть, они поужинают вместе.
– Приезжайте сюда, – ответила она. – Ко мне. Если не боитесь попробовать мою стряпню. Я работаю до шести, потом мне надо кое-что купить по пути домой… Ну, скажем, в восемь. Устроит?
– О'кей.
– Это не слишком поздно для вас?
– Нет, мне это вполне подходит.
Теперь у него будет целый вечер, чтобы посмотреть, какие тайники памяти может открыть фото Пола Латама, снятое «Полароидом». Он понимал, что из всех косвенных улик эта – наиболее косвенная.
– Вот что я вам скажу, – заявила ему Келли Тод. – Почему бы мне не заняться вашими руками, пока мы разговариваем?
Элдеру не сразу понравилась эта мысль, и она это заметила.
– Ничего тут такого нет. Многие нынче маникюр делают. Вы не поверите, самые разные люди. Приходят сюда за своими женами, а пока дожидаются, я их уговариваю сесть в кресло. Кроме того, у меня сегодня двое отменили визит, так что я тут от скуки подыхаю. Давайте садитесь, только пиджак снимите. Вот так.
Элдер сел, расстегнул манжеты и стал закатывать рукава.
Сегодня она была в розовом, яркая губная помада того же оттенка, волосы высоко начесаны и тщательно уложены. Келли подкатила тележку со всеми своими причиндалами и уселась напротив него.
– Ну-ка, посмотрим, – сказала она, взяв руку Элдера. – В хорошем же состоянии у вас ногти! Грызете их, верно? Ладно, большинство мужчин грызут ногти. – Когда она улыбалась, то сразу словно молодела на несколько лет и выглядела совершенно беззаботной. – Но ведь никто вам не мешает пользоваться пилкой для ногтей. Конечно, в приватной обстановке, в ванной. – Она засмеялась, неожиданно легко.
Элдер чувствовал ее дыхание, пахнувшее табаком и мятой.
– Так, давайте-ка эту руку еще раз. Вот так. – Она опустила его пальцы в чашку с теплой мыльной водой. – Так вы ничего пока не нашли? Насчет Сьюзен?
– Ничего определенного.
– Конечно, вы бы сюда опять не пришли, если бы что-нибудь обнаружили. Кроме того, что-нибудь появилось бы в газетах. Если бы тело нашли.
Элдер кивнул.
– Если честно, то столько времени прошло… Удивительно, что вы все еще пытаетесь ее найти. – Вынув его пальцы из чашки, она принялась промокать их. – А вот эта девушка, которая только что пропала, там, в Ноттингеме, нынче утром сообщали, она с этим как-то связана?
– Да нет, вряд ли.
– Бедняжка. Шестнадцать лет, так ведь? – Келли покачала головой. – Жуть какая!
– Она еще может объявиться. Прошло совсем мало времени.
Она прервала работу и подняла на него глаза:
– Вам приходится заставлять себя верить в это, так? По крайней мере вначале. И родители тоже, наверное, верят.
– Подростки часто пропадают, да и молодежь тоже. Конечно, многие просто убегают из дому, скрываются где-нибудь… но по большей части они все же живы, ничего страшного с ними не случается.
Он прекрасно знал статистику, все эти цифры, которые свидетельствовали – несмотря на все усилия СМИ погреть руки, всячески раздувая каждый подобный случай, – что количество серьезных преступлений против детей и подростков постоянно уменьшается. С 1988 по 1999 год в Англии и Уэльсе количество убитых в возрасте от пяти до шестнадцати лет сократилось с четырех на тысячу населения до трех. Количество детей в возрасте до пяти лет, убитых за это время, снизилось с двенадцати на миллион до девяти. За тот же период времени число случаев жестокого обращения с детьми сократилось на двадцать процентов. Помимо этого, большая часть детских смертей, насколько он знал, имела место дома, а не вне его. Крайне редко – на краю утеса или в кустах, в каком-нибудь парке. Чаще всего дети подвергались издевательствам и насилию со стороны членов собственной семьи, – этот факт для большинства обычных людей был слишком шокирующим, чтобы полностью его осознать.
– Вы, значит, все еще считаете, что Сьюзен, может быть, жива и просто живет где-то? – задумчиво спросила Келли. – Просто живет совсем другой жизнью, а?
– Я не знаю, – вздохнул Элдер.
– Сидите смирно. Сейчас я доберусь до этих заусенцев…
Из-за перегородки, отделявшей парикмахерский салон, высунулась девушка и спросила Келли, не хочет ли та выпить чаю.
– Ага, давай.
– А вы не хотите чаю? – спросила девушка у Элдера.
– Нет, спасибо.
Теперь настала очередь другой руки Элдера отмокать в чашке с водой.
– Когда мы с вами беседовали в прошлый раз, – сказал он, – вы говорили, что кто-то из драмстудии Сьюзен вроде бы мог западать на нее.
– Точно, говорила.
– Имя Роб вам ничего не говорит? Роб Шрайвер?
Вытирая его руку, Келли задумалась.
– Нет. Нет, извините. Неужели вы в такую даль ехали, чтобы спросить меня про это?
– Нет. – Повернувшись в кресле, он достал из внутреннего кармана пиджака конверт. – Там фото внутри.
Келли осторожно вытащила фотографию.
– Он тут вроде какой-то испуганный, а?