Деревни, как птичьи гнезда, хранят из теней сплетенный наряд и покой,А водоемы, что с детства знакомы, зовут зачерпнуть прохладу рукой.Бенгалка с кувшином идет не спеша, трепещет душа, и глаза мокры…Как сладко сказать земле моей: «Мать», встретив ласковый взор сестры.Промчались два дня – и вокруг меня места родные, – мой сон давнишний.Тут все как вчера: и дом гончара, и колесница Вишну.Вот рынок, вот храм, вот склады, а там тропа, что давно знакома,Я еле дышал, когда добежал бегом до родного дома.
Земля, о стыд, о позор! – Ты изменила мне, тщетно блуждает взор — от прошлого нет следа.Так, значит, вот какова ты, мать, может любой тебя пожелать, и отдашься ты без стыда.Все уважали тебя, пока была ты матерью бедняка и жила от его трудов.Кто смел бы дурное сказать о земле, скромно несущей в своем подоле́ груз овощей и плодов?А ныне порочною стала ты, тебя украшают листва и цветы, твой новый наряд богат.О горе! Постигнуть не в силах я, как ты смогла изменить себя от головы до пят.Я, нищим ушедший в чужие края, сюда вернулся ради тебя, Взгляни:Я оборван… Чудовище! Ты, пока я страдал, облачалась в цветы, улыбалась ночи и дни.Гордишься ты милостями богача, а я так надеялся, миг улуча, увидеть прежней тебя,Но от минувшего нет и следа, душу мне ранит твоя красота, я плачу, былое любя,В те дни для хозяина-бедняка ты, как амрита, была сладка, а ныне цветут цветы.
Ты ими украшена, ты весела… Но слушай, богинею ты была, рабынею стала ты…
Словно чужой, с пустою душой на все я смотрел в упор,И взор мой набрел на манговый ствол, памятный с давних пор.
Я сел у корней, а горе во мне притихло и замерло начеку, —Детство и мать я стал вспоминать, чтоб разогнать тоску.Вспомнилось, как в грозовую ночь сны прочь отлетали от глаз;Как спелые манговые плоды, лишь ветер, бывало, встряхнет сады, собирал я в рассветный час.Вокруг оглядевшись, я вспомнил пруд; из школы сбежав, мы прятались тут когда-то очень давно,И стало ясно до боли мне, что землю, грезившуюся во сне, вновь увидеть не суждено.Но ветерок промолчать не смог, он, прилетев с пруда,Прошумел и стих, чтоб у ног своих я нашел два спелых плода.
Тут я понял – мать не могла не узнать того, кто вернулся к ней,И гнев мой поник: чем горестней миг, тем ласковый дар ценней.
Но вдруг из кустов, не в меру суров, садовник вылез и прямоПошел на меня, браня и кляня (таких посылает Яма[15]).И молвил ему: «Шуметь ни к чему, я землю отдал без спору,А ты готов из-за двух плодов со мною затеять ссору!»Но крикун меня не узнал и палкой погнал туда,Где ласкала прохлада хозяина сада, где он рыбу ловил у пруда.С ним были друзья. Увидев, кто я, закричал он: «Пробил твой час!Околей, злодей!» Он бранился зло, а друзья еще злей в сто раз.Я взмолился тогда: «Два упавших плода мне, как милостыню, подай».Суд бабу[16] был скор: «Ты, по сути, вор, хоть на вид и свят, негодяй!»И, себя губя, рассмеялся я: «Справедлив судьбы приговор:Раз земля моя чтит святым тебя, то я, разумеется, – вор».