Я попыталась спросить у Ирмы, почему рана не зарастает, почему то тут, то там тонкой змейкой сбегает кровь, и почему он до сих пор не перевязан, но слова застряли в горле. Я лишь стояла, тяжело дыша, и цеплялась за реальность, как за улетающий от меня воздушный шар. В один момент все происходящее показалось мне фальшью, плохой игрой, дешевой постановкой, в которой я, по какому-то странному стечению обстоятельств, принимаю участие. Кирпичные стены - тонкий картон, плохо прокрашенный и мерзко освещенный, костюмы, огонь в печи и этот нелепый, уродливый грим - все это - фасад чего-то, в реальности не существующего, и сейчас самое время проснуться или услышать громкое и недовольное "Стоп! Снято", и смахнуть с себя ужас, прилипший ко мне, как уличная грязь. Ирма промокала лицо Графа тряпкой молча и уже без слез. Мне хотелось закричать ей: "Ирма! Ирма! Посмотри, ну ПОСМОТРИ же на меня!". Мне хотелось впустить ее внутрь себя и показать ад, полыхающий в моей душе. Мне отчаянно хотелось, чтобы она знала - я не просто стою и молчу, ИРМА, Я ГОРЮ! Мне дико больно, и я знаю, ты никогда не скажешь мне этого, но ЭТО Я ВО ВСЕМ ВИНОВАТА! Но она, конечно же, ничего не говорила, а я не смела раскрыть рта. Я смотрела на то, как Ирма промокает рану, и даже не отдавала себе отчета в том, что вижу, как странно ведет себя порез под красной тканью. Видела, но не понимала, как рваные края сходятся вместе, кровь перестает течь, а вывороченная наружу плоть прячется под белой, бумажной кожей. Я смотрела на это, как на фильм, который просто мелькает разноцветными картинками, совершенно не понимая, о чем он, и думая совершенно о другом, но потом меня внезапно пронзает.
- Ирма, она затягивается... Рана заживает.
- Да, да... Это временно, солнышко. На несколько часов. Фос оставляет раны, которые не так-то просто победить. Временно можно сдержать его магию, но потом рана откроется снова, словно и не заживала никогда.
В это время дверь кабинета неслышно отворилась, и в комнату вошел Косой. Он поднял на меня быстрый взгляд и снова уткнулся в книгу, которую нес. Я уже видела ее. Вблизи книга заклинаний казалась менее загадочной и куда сильнее потрепанной временем. Косой не удивился моему присутствию, очевидно, считая это само собой разумеющимся, и ничем не выдал своих эмоций, какими бы они ни были. Он прохромал мимо меня и с трудом уселся на пол перед камином. Не отрывая взгляда от книги, он сказал негромко, но в зловещей тишине было прекрасно слышно каждое его слово.
- Все, как я говорил. Трижды проверил. Есть все, кроме, естественно, слезы водяного. Заклинание сложное, но в целом я уверен, что справлюсь. Осталось решить, как добыть слезу.
- Отправить бабуинов - и дело с концом. Тут и думать нечего, - тихо сказала Ирма, которая аккуратно сложила использованный лоскуток ткани на край табурета и теперь развернулась к нам.
- Бабуинов? Ты соображаешь, что говоришь? Это как полоть сорняки атомной бомбой. Эффектно, конечно, но толку никакого. Они водяного до смерти замучают, но слезы так и не добьются.
- Да, верно... Но! Если дать им четкие указания? Они, конечно, безголовые, но приказы выполнять умеют.
- Ты, похоже, совсем забыла про историю с синими лисами.
- Ой, не напоминай.
- Нужен кто-то другой. Ваньку отправим?
- Да как же он пойдет, со сломанной ногой?
- Заклинание скрытой боли.
- Да побойся Бога!
- Ладно. Тогда мы могли бы отправить Римму. Она сильная, ни одному мужику не уступит.
- У Риммы - дети. Уж лучше я сама.
- Дорогая моя, с твоей кормой ты, боюсь, наверх не всплывешь.
- Хам бесстыжий.
- Я пойду. - вмешалась я. - Скажите куда идти. Я все сделаю.
Ирма охнула и разразилась: - Сумасшедшая девчонка! Не знает куда, а просится.
Косой ничего не сказал, а лишь посмотрел на меня. Но в его взгляде я не увидела ничего, что говорило бы о том, что я сказала что-то совершенно смешное и невыполнимое. Он отвел глаза, а я так и не поняла, значило это "да" или "нет". Я стояла и ждала. Ждала, что эти двое, наконец-то, выскажут мне все, что думают. Но они не произносили ни звука. Ирма засмотрелась на огонь, и взгляд ее стал отрешенным, а Косой, увидев, что тема исчерпана, снова полез в книгу с заклинаниями. И тогда не выдержала я:
- Да что же вы молчите? Почему ничего не скажете мне? Господи, ну это же невыносимо - это ваше молчание! Лучше уж накричите, чем Ваша смиренная тихая скорбь, она наизнанку выворачивает. Так нельзя... - зарыдала я, уже не в силах сдерживать своей истерики. Слезы - горячие, обжигающие катились по щекам, а слова рвались наружу, и я никак не могла их унять. Я вытирала слезы ладонями и сотрясалась в плаче. А потом тихий и жесткий голос Косого произнес.
- Ну, во-первых, сейчас уже нет смысла.
- Кричать?
- Лить слезы. Орать - занятие бессмысленное, в принципе, - говорил он настолько жестко, что моя истерика остановилась на полном ходу. Я подняла на него красные от слез глаза. Он смотрел на меня прямо и спокойно. В его взгляде было спокойствие, граничащее с жестокостью, и если бы мы не были на одной стороне, я подумала бы, что так смотрят на самого презренного врага, того, кто не достоин даже жалости и вызывает лишь стойкое отвращение. Я не понимала, как интерпретировать его взгляд, и это окончательно заставило меня прикусить язык. Увидев, что я перестала рыдать, он продолжил, понизив голос до еле различимого, но все же в тишине комнаты я слышала каждое слово ясно и отчетливо.
- Я знаю, зачем тебе нужен скандал. Тебе кажется, что если тебя отругали, как девчонку, наказали, наговорили гадостей, то вроде как мы квиты, и это снимает с тебя вину, дает право закрыть рот твоей совести, которая так мучает тебя.
Я удивленно раскрыла рот, чтобы узнать, откуда ему известно об угрызениях совести, как он продолжил.
- Да, да. Поверь, это так же очевидно, как и то, что на дворе ночь. Так вот я спешу тебя огорчить - истерика, какой бы обоснованной она ни была, еще никогда ни с кого не снимала ответственности за содеянное. Ты ушла из замка, ни с кем не посоветовавшись! Даже секунды не подумала о тех, кто будет волноваться за тебя. Ирма тебе это не скажет, но ее чуть удар не хватил, когда мы поняли, что в замке тебя нет.
Я молча кивнула, чувствуя, как жар стыда заливает мое лицо.
- Ладно, Косой, перестань, - вмешалась Ирма. - Хватит с девчонки и этого.
Косой бросил быстрый взгляд на Ирму, а затем уткнулся в книгу. Сказать мне было нечего, и я просто молчала, давясь жалостью к себе и заставляя свое уязвленное эго занять свое положенное место и заткнуться. Звенящую тишину нарушила Ирма.
- Нам нужно решить, что делать со слезой.
- Лучше всего будет пойти мне. С рассветом выйду и постараюсь управиться до заката. Авось, Фос утихомирится. - сказал Косой.
- Не утихомирится, и ты это знаешь. - с горечью сказала Ирма. - Ты единственный, кто сдерживает его натиск, без тебя тут все обречены. - Ирма злилась. - Знает, зверюга. Чувствует, что Граф обессилен, вот и рвется...
- Я пойду! - сказала я.
Они переглянулись. Не было в их взгляде ни облегчения, ни радости, лишь безнадега, помноженная на необходимость. Больше идти было некому, мы все это прекрасно понимали. Нужно лишь, чтобы кто-то признался в этом во всеуслышание.
- Садись. - Косой кивнул на пол напротив себя - Я объясню.
- Поторопиться бы. Действовать надо! - сказала я.
- Ты уже надействовала тут... Не разгребешь. - пробурчал Косой. - К тому же, пока не рассветет, из замка тебе не выбраться. Порошок тот был последним. Нет больше.
- Но Граф - он же...
- Мы помогаем Графу, чем можем, а если Фос таки доберется до тебя, станет хуже, чем есть сейчас. А сейчас уже хуже некуда. Ему не становится лучше, но и хуже тоже не станет. Он так и будет в этом состоянии, пока не изготовим противоядие от колдовства Фоса.
Я посмотрела на бледное лицо Графа. За все время, что мы сидели здесь, он ни разу не пошевелился, не издал не единого звука, и мне все отчетливее казалось, что он почти не дышит. Сейчас он больше напоминал прекрасную статую, изуродованную вандалами, чем живого человека. Признаюсь, после истории с ушами я, конечно, много раз желала ему недоброго, но сейчас смотреть на него, такого покорного и тихого, было выше моих сил. Наверное, поэтому я так торопилась - мне отчаянно хотелось сбежать, чтобы не видеть его таким, хотелось вернуть все на круги своя. Я уселась на пол, а Ирма поднялась.