– Быть такого не может! Когда он смотрит на тебя, его глаза говорят: «Я готов наброситься на нее, как дикий зверь, и сейчас сорву с нее одежды, и пусть она в упоении повторяет мое имя».
Марин усмехнулась.
– Может, потому что я похожа на парня!
– А может быть, он вовсе не гей… Разве ты что-то такое замечала?
– Слежу за ним во все глаза, – сказала она, затягиваясь сигаретой. – Уверена, что он гомик. Тем более однажды он проговорился о своем бывшем: сказал, что до сих пор не может оправиться от смерти Жан-Люка. Кроме того, я решила ловить кайф от своей холостой жизни и веселиться вовсю. Грег, конечно, красавчик. Но если бы случилось невероятное и я оказалась голая на четвереньках в его постели, он бы выставил меня за дверь, потому что я коллега. Ведь ты знаешь поговорку: No zob in job![10]
Мы разошлись под утро. Каждый отправился в свою студию, предупредив другого: «Осторожней на дороге». Мы до слез смеялись над этой шуткой, и я легла не раздеваясь и не смыв макияж с лица. В первый раз за долгие месяцы я засыпала с улыбкой.
Еженедельные беседы с Мэрилин превратились для меня в редкие минуты радости. Если бы кто-нибудь сказал мне об этом месяц назад, когда я только приехала…
Обвязанная неизменным шарфом «Мисс Бабушка», она приготовила мне кофе и поведала обрывочные истории из своей жизни, как обычно излучая оптимизм.
– Вы знаете, что со мной? – спросила она.
– Да, я в курсе. Но как вы с этим живете?
Она пожала хрупкими плечами.
– Когда мне объявили диагноз, я несколько мгновений пребывала в ступоре, хотя уже об этом догадывалась. Представьте себе, однажды мой внук Николя пришел навестить меня, и я не могла вспомнить, кто это. Раньше это называли старческим слабоумием, теперь – болезнью Альцгеймера. Что ж, не я первая и не я последняя!
– Вам трудно с этим жить? Вас это раздражает?
– Ни то, ни другое. Я просто не имею на это права, ведь болезнь атаковала меня на склоне лет. Многим людям повезло гораздо меньше. Но иногда меня охватывает страх.
– А не могли бы вы уточнить, чего боитесь?
Она поправила шарф, причем рука ее дрожала сильней, чем обычно.
– Я боюсь потерять свои воспоминания. Не важно, буду ли я помнить, что ела час назад, но я боюсь забыть ту бурную радость, которая меня охватывала при рождении каждого из моих детей. Я боюсь забыть, как я их ласкала и ободряла, забыть их улыбки и счастливые лица внуков, когда они играли в саду под вишней. Я боюсь забыть нежность, светившуюся в глазах моих родителей. Я изо всех сил цепляюсь за эти воспоминания, надеясь, что сначала болезнь отберет у меня другие. Я не смогу ей противиться, когда она придет за самым дорогим.
Она глубоко вздохнула и продолжила:
– Знаете, ведь меня выбрали «Мисс Бабушка-2004»! Судьи были поражены моей жизнерадостностью и оптимизмом, и я не позволю болезни с труднопроизносимым названием изменить меня. Некоторые говорят, что старость – это кораблекрушение, я же думаю, что это везение, если не счастье: ведь не каждому удается дожить до таких преклонных лет. А еще я убеждена, что если в старости мало приятного, то в этом есть свой смысл.
– А именно?
– Если бы старость была легкой и счастливой, никто бы не хотел, чтобы она заканчивалась. Но она порой становится невыносимо тяжелой, и это делает наше существование менее привлекательным. Старость – это приглашение к уходу в иной мир.
Я уже не записывала в блокнот ее ответы. Я могла бы слушать Мэрилин часами, не замечая, как проходит время: как будто я сижу под пледом в уютном кресле, с чашкой шоколада в одной руке и хорошей книгой в другой.
Она вдруг встала, подошла к окну и отдернула тяжелые бежевые портьеры.
– Ну и погода! Полдень, а так пасмурно, что кажется, полночь наступила. Никак не могу к этому привыкнуть, – вздохнула она. – Хотите кофе?
– Спасибо, я еще не выпила первую чашку.
Она нахмурила брови и покачала головой, как бы отгоняя этот новый признак забывчивости. В комнате повисла тишина, ее взгляд погрузился в другую эпоху, где меня не было. Я кашлянула, чтобы напомнить о своем присутствии. Она в растерянности посмотрела на меня.
– Вы говорили о вашем философском отношении к старости, – проговорила я.
– Да, моя философия… А вы знаете о моем заболевании? Кажется, у меня болезнь Альцгеймера.
Это утро я решила провести у себя в кабинете, посвятив его административным формальностям, накопившимся за последние дни. Нужно сказать, что в деле откладывания на завтра того, что нужно сделать сегодня, мне нет равных. Я, например, вспоминаю о своем банковском счете, когда мой банкир готов стереть меня в порошок. Поздравления с Новым годом я обычно рассылаю в марте. Я постоянно плачу пени за просроченную налоговую декларацию, у меня полный ящик нераспечатанных писем, и я жду, когда закончится последняя капля бензина в машине, прежде чем поехать на заправку. Отросшие корни волос заботят меня так же мало, как и все вышеперечисленное, и я задумываюсь о посещении парикмахерской, когда их и корнями уже не назовешь. На удостоверении личности приклеена моя фотография в тринадцатилетнем возрасте, и я категорически не способна продлить жизнь любому растению. У меня целая кипа уже почерневших самоклеющихся записок с указанием срочных дел, и большинство из них начинаются со слов: «См. предыдущую записку».