Его речь оборвал внезапный хохот сына:
- Ты пытался искупить свою вину передо мной, помогая другим?! - он помотал головой, будто услышал самую несусветную чушь в мире, и продолжил свой путь в чулан. Оттуда он вернулся с мотком липкой ленты.
- Я... я никогда бы так больше не поступил, я правда раскаялся, я не должен был этого делать, - глаза старика хаотично бегали в разные стороны в поисках спасения.
- Я знаю, папа, сейчас в тебе говорит страх. Я же пытался достучаться до твоей совести, - мужчина резким движением оторвал кусок изоленты и заклеил им рот отца, продолжавшего попытки вразумить отпрыска, норовящего покончить с ним. Затем скрутил руки и ноги. - Я бы мог просто уехать и оставить тебя доживать свои годы в одиночестве, но я не имею права так рисковать. Ты бы сообщил обо всем произошедшем в полицию, а меня ждет дома семья. Я не посмею допустить того, чтобы мои дети росли без отца, - рванув еще кусок, он принялся заклеивать нос строптивцу. Тот замотал головой в попытке убедить отпрыска в том, что никому не расскажет о случившемся. - Я не могу тебе доверять, папа. Даже если есть один шанс из миллиона, что ты сдашь меня властям, я не пойду на такой риск. Ты должен меня понять. Подумай о своих внуках. Если ты не смог дать счастливое детство сыну, попытайся хоть как-то загладить свою вину, дав возможность мне сделать все, чтобы были счастливы они. Поэтому прекрати эти никчемные потуги.
Кислород был перекрыт. Сын смотрел в глаза своему отцу, покинувшему его много лет назад. Много долгих лет, в течение которых он пытался понять «почему?». Последним, что видел перед собой отец, был мальчик, смотрящий на него взглядом, умоляющим остаться...
Поняв, что все кончено, мужчина отодрал липкую ленту от бездыханного тела. Отнес отца в чулан и придал ему положение упавшего. Затем сбросил на изувеченную руку тяжелую коробку, способную ее сломать. Направился на кухню. Открыл газ. Вернулся в комнату. Зажег свечу. И отправился навстречу своим родным, которые ждали его с медицинского конгресса.