— Все в порядке, Робин. Все будет хорошо, дорогой. Я здесь, с тобой.
Он открыл глаза и остановил взгляд на Мэнди. Она с содроганием увидела, что это незрячий взгляд горячечного больного. Она поняла, что Робин не узнал ее.
Он попытался привстать с подушки, лихорадочной скороговоркой лепеча что-то, и вцепился Мэнди в руку:
— Никола, выслушай меня. Это все неправда, что обо мне говорят. Они лгут, они хотят настроить тебя против меня. — Голос перешел в исступленный вопль: — Я люблю только тебя одну. Я прошу тебя выйти за меня замуж. Не надо на меня так смотреть… Никола!..
С бессвязным бормотанием Робин упал обратно на подушки и затих.
Мэнди почти машинально гладила его горячий лоб. Через некоторое время она взглянула на больного и увидела, что тот мирно спит. Она встала, стараясь не потревожить его, и осторожно вышла.
В ярко вспыхнувшем свете кухня казалась чужой и неприветливой. Девушка налила себе стакан воды и залпом выпила. Вода была ледяная, и у Мэнди запершило в горле.
Какой ужас, что ей пришлось подслушать бред Робина! Ей было противно, она чувствовала себя подлой и бессовестной, словно стояла у замочной скважины. Скорее всего, эти слова ничего не значат. Он же бредит… он в забытьи. Хотя в таком состоянии часто прорывается наружу то, что спрятано глубоко внутри.
Окна кухни выходили на площадь. Мэнди стояла, глядя в темноту, ее немного трясло. Часы на соборе пробили три, и с этим размеренным знакомым звуком жизнь начала возвращаться к привычному ритму.
Мэнди заметила, что у нее под рукой была дощечка для хлеба, рядом лежал хрустящий батон. Она помнила, что вынула его из хлебницы, собираясь приготовить бутерброды к чаю. Но чай они не пили. Туг она сообразила, что ничего не ела с… с каких пор? С самой свадьбы, да и тогда съела совсем немного. Ах да, еще этот байронический сэр Саймон приглашал ее на обед. Как давно все это было!
Мэнди сделала два бутерброда с мармеладом, жадно съела их и сразу почувствовала себя гораздо лучше. Губы ее слегка скривились. Смешно: она уплетает бутерброды, когда только что услышала, как Робин признался в любви к другой женщине! Никола. Она усмехнулась. А вдруг Никола всего лишь персонаж какого-нибудь фильма или книги. Когда Робин поправится, она ему расскажет об этом, и они вместе посмеются. Да куда подевался ее здравый смысл, почему она так разволновалась из-за бессвязных слов Робина? Ведь он вернулся к ней, разве это не главное? Разве он был бы здесь, если бы хотел на самом деле жениться на этой Николе?
Она неслышно вернулась в спальню и встала около кровати, глядя на него. Он лежал на боку, укрытый одеялом, которое мерно вздымалось и опускалось при его дыхании. Свет настольной лампы падал на его волосы, делая их золотисто-рыжими. Во сне Робин казался совсем мальчиком, почти школьником.
Мэнди отвела взгляд. Она ужасно, ужасно его любила. Ее нежность была едва ли не осязаемой вещью, которую можно взять в руки.
Она опустилась в кресло рядом с постелью в совершенном изнеможении. Сестра Кент была права, слава богу — Робину стало лучше. Завтра все будет по-другому. Откинув голову на изголовье кресла, Мэнди погрузилась в глубокий сон.
Робин выздоравливал на редкость быстро. Серьезный молодой врач, которого сестра Кент привела с собой утром, очень заинтересовался этим случаем и начал рассказывать про тропические заболевания всякие ужасы, от которых у Мэнди по спине ползли мурашки. Ей даже показалось, будто врач был несколько разочарован, что Робин с каждым днем чувствовал себя все лучше.
— Кто бы мог подумать, что уже через неделю тебе станет настолько лучше, видел бы ты себя в субботу, — заметила Мэнди, хлопотливо накрывая стол к завтраку.
Робин, не спуская ног с кушетки, лениво ухмыльнулся в ответ:
— Вот что значит быть примерным мальчиком и выполнять все предписания сиделки.
Проходя мимо него по дороге к буфету, Мэнди наклонилась и чмокнула его в золотистые волосы:
— Да, ты был очень примерным мальчиком. Образцовый пациент. А я-то всегда думала, что мужчины становятся как раненые медведи, стоит им заболеть.
Он поймал ее за запястье, притянул к себе и прижался ртом к теплой шее под темными кудрями.
— А кто бы не был примерным пациентом с такой сиделкой? Ты чудесно за мной ухаживала, Мэнди.
— На самом деле сестра Кент взяла на себя всю самую сложную работу, — напомнила та. — Она такая милая, все время заходила к нам после дежурства.
— А мне показалось, ей это даже нравится. Медсестры так любят проявлять заботу. И потом, она такая страшилище, согласись. А ты, моя сладкая Мэнди…