Эйлин подошла к окну и стояла, глядя в сад, пока Мэнди пила чай.
— Прекрасно. Спасибо тебе, Эйлин.
Мэнди поставила чашку на стол. Она уже вполне овладела собой.
Эйлин подошла, присела на край ее постели и сказала:
— Сегодня чудесное утро. Я подумала, ты захочешь пораньше пойти к соседям и забрать Пипа. Дик сегодня едет в Оксфорд, и я думаю, он захватит нас и высадит где-нибудь по дороге. Найдем какое-нибудь симпатичное местечко, устроим пикник.
Эйлин говорила спокойным добрым голосом, но Мэнди заметила следы усталости на ее лице.
Она села в постели, с трудом борясь с утомлением, разлитым во всем теле. Робина больше нет рядом. Все, что придавало смысл жизни, все эти годы, ушло вместе с ним. Однако жизнь продолжается. Есть еще Пип… и есть Эйлин, которая смотрит на нее такими тревожными заботливыми глазами.
— Да, по-моему, это очень хорошая мысль, — ответила она и рада была услышать, что голос у нее почти не дрожит. — Можно Болтер тоже взять с нами, правда? Пип будет счастлив. Кстати, представляешь, миссис Доббин говорит, что у Болтер будут щенки. Может быть, поэтому жена смотрителя выставила ее тогда из дома, как думаешь? Наверняка это будут какие-нибудь страшненькие полукровки, но Пип в восторге. Теперь он считает, что Болтер надо звать «миссис Болтер», раз такое дело, и хочет взять себе одного щенка… девочку, и дать ей имя «мисс Болтер»… Такой смешной.
Только где будет Пип и где будет она сама, когда родятся эти щенки?
Она выскользнула из постели, отворачиваясь от Эйлин, чтобы та не видела ее лицо, и спросила глухим голосом:
— Во сколько поедем?
— Успеешь собраться к одиннадцати? У Дика назначен обед в Оксфорде, а до того ему надо заехать еще в два места.
— Конечно успею. У нас еще час, успеем сделать бутерброды. А потом я схожу за Пипом. Думаю, все будет великолепно.
И как ни странно, день действительно прошел великолепно. Как оказалось, можно было будто отгородить часть себя самой, где зияла свежая рана, и жить другой частью.
Когда они тряслись по дороге домой в машине Дика, в голове Мэнди проплывали разные картины прошедшего дня: миссис Болтер бросается за воображаемыми кроликами, Пип, чье худенькое личико озарено счастьем, прихрамывает следом за ней…
Сейчас Пип сидел на переднем сиденье и как взрослый болтал о чем-то с Диком, между ними устроилась собака. На заднем сиденье размещались девушки и стояло несколько деревянных ящиков.
— Я все не перестаю мечтать, — вполголоса сказала Мэнди, — что когда-нибудь Пип выздоровеет и перестанет хромать.
Эйлин придвинулась к ней поближе и спросила:
— А на это есть надежда? Хоть немного?
— Доктора ничего определенного не говорят. Там у него что-то с нервами в позвоночнике. Они как будто надеются, что с возрастом все само собой выправится. Или… — она еще больше понизила голос, — или, наоборот, станет хуже. Я стараюсь об этом не думать. Но у него еще не было ни одного приступа с тех пор, как мы сюда приехали. Это уже что-то.
Эйлин положила руку на спинку сиденья и сказала с воодушевлением:
— А Саймон ничего не говорил, сколько Пип будет у него жить? Потому что… подожди, ничего не говори, выслушай меня сначала… я подумала, что было бы неплохо, если б вы с Пипом остались у нас до конца лета. Мэнди, я говорю серьезно и очень прошу тебя согласиться. Это не потому, что я такая добрая или сентиментальная. Пипу можно будет дать отдельную комнату, а ты будешь такой милой и продолжишь учить меня готовить. И сама сможешь побыть на солнце и свежем воздухе. Тебе это очень пойдет на пользу. Пожалуйста, Мэнди, подумай.
Мэнди почувствовала, как слезы защипали глаза.
— Эйлин, у тебя такое доброе сердце. Спасибо тебе, но я не могу. Мне нужно найти новую работу. К тому же Пипу надо возвращаться в школу. Кстати, надо написать об этом Матроне. О боже… — Она откинула со лба темные волосы. — Мне еще столько надо продумать. Но самое главное, Эйлин, и это мне надо сделать непременно, — снова встать на ноги и быть независимой. Ведь ты меня понимаешь?
Эйлин поморщилась:
— Наверное, да. Хотя, на мой взгляд, ты можешь прекрасно стоять на ногах и у меня на кухне, не хуже, чем в любом другом месте. Во всяком случае, пока.
— На самом деле ты уже прекрасно справляешься со всем сама, врушка. Да, да, пора признаться — ты уже стала превосходной хозяйкой и отлично готовишь!
— Отлично! Какая отчаянная лесть! Ну хорошо, Мэнди, голубка, поступай как знаешь, но никогда не забывай, что я здесь. Ты ведь, считай, вся моя семья, сама знаешь.
У Мэнди перехватило горло, и она сказала дрогнувшим голосом: