При первой же возможности Мэнди выскользнула на кухню, надела зеленый фартук и включила кофеварку. Это был первый серьезный прием в ее жизни, за который она полностью отвечала, и она очень переживала. Раньше ей приходилось устраивать вечеринки, но только для своих: узкого круга близких приятелей и знакомых Эйлин по рекламному агентству — развеселой компании, где никто и внимания бы не обратил, если бы жареные пирожки оказались чуть пережаренными или пирожные недостаточно хрустящими.
В дверях возникла высокая фигура, и глубокий голос произнес:
— А это что такое? Золушка после бала?
Мэнди слегка улыбнулась ему через плечо и от всей души пожелала, чтобы Саймон Деррингтон оставил ее сейчас в покое. Из-за того, что он стоял и наблюдал за ней, она нервничала еще больше. Однако он продолжал стоять, облокотившись о притолоку и почти касаясь головой верхней перекладины. Девушка скорее чувствовала, чем видела, что он не сводит с нее серых бесстрастных глаз.
Наконец, не в силах больше этого вынести, она сунула ему в руки поднос:
— Раз уж вы собрались здесь стоять, то подержите вот это. А то мне некуда его поставить.
Саймон спокойно держал поднос, пока она расставляла на нем чашки, и ей вдруг очень захотелось узнать, о чем он думает сейчас, молча стоя и разглядывая ее.
От волнения Мэнди принялась болтать без умолку — что для нее было очень нехарактерно.
— Я мало знаю ту часть Англии, где вы с Диком живете, — наобум говорила она, снова занявшись кофеваркой. — Во время войны нас эвакуировали в деревню, впрочем, может, это была и не деревня, потому что я помню только грязь на дорогах и длинные-длинные деревянные изгороди. Я была так рада, когда нас вернули обратно в приют, в Лондон. Я сирота, воспитывалась в приюте, — добавила Мэнди, не то чтобы с вызовом, но она считала, что новые знакомые должны знать об этом с самого начала. Ей было забавно, что многие от этого сообщения несколько смущались, застигнутые врасплох.
Но сэра Саймона Деррингтона, видимо, трудно было чем-нибудь смутить, отметила она про себя.
— Да, — сказал он, — я знаю.
Мэнди пришло в голову, что ему, может быть, известно о ней еще что-нибудь, и от этой мысли ей стало немного не по себе.
— Не могли бы вы отнести поднос в гостиную, — попросила она, водружая на поднос кофейник. — Поставьте его с краю стола.
— Конечно, мэм. — Легкая усмешка мелькнула в уголках холодных глаз, он повернулся и вышел. Мэнди смотрела, как он идет по коридору, и впервые заметила, что Саймон заметно прихрамывает. Некоторое время она стояла, думая о нем, потом пошла в гостиную, где царила веселая суматоха.
Время летело незаметно. Все болтали, смеялись, произносили вдохновенные тосты и речи в честь молодоженов… все было просто, по-дружески, как и хотела Эйлин. Эйлин отрезала кусок свадебного торта и настаивала, чтобы Мэнди отпробовала плоды своих трудов. Затем, как шаферу, на долю Саймона Деррингтона выпала задача вслух читать поздравительные телеграммы. Только он закончил читать последнюю, седьмую, как раздался звонок в дверь и дядя Джеймс пошел открывать.
— Еще одна телеграмма. — Он протянул ее Саймону. — Вернее даже, «молния».
— Но у меня нет богатых родственников за границей, — наморщила лоб Эйлин. — Наверное, ты утаил какого-нибудь богатого дядюшку, — смеясь, сказала она мужу.
Саймон Деррингтон быстро вскрыл конверт, пробежал глазами по строчкам и нахмурился. Затем он снова посмотрел на адрес на конверте и сказал:
— Простите, мне не следовало его вскрывать. Это вам, мисс Фенн.
Мэнди уставилась на конверт, который он держал в руке. Ей показалось, что кровь постепенно уходит из ее жил, уходит… пока наконец все ее тело не стало пустым и холодным. «Робин, — пронеслось у нее в голове, — с ним что-то случилось!»
В комнате воцарилась полная тишина, словно все гости почувствовали, что стряслась беда.
Мэнди взяла в руки «молнию».
— Спасибо, — с усилием выговорила она онемевшими губами. — Прошу… прошу меня извинить. — Она развернулась и, спотыкаясь, побрела в спальню.
Эйлин пошла за ней и закрыла за собой дверь.
— Прочти сама, Эйлин. Прошу тебя. Я не могу.
Мэнди опустилась на кровать. Она вся дрожала.