— Ты говорил, что научился никому не доверять, кроме себя. Так что я могу чувствовать себя польщенной, что ты уезжаешь и оставляешь на меня все дела.
Она пожалела о сказанном, не успев договорить. За секунду до того, как Саймон наклонил голову к зажженной спичке, она увидела, как застыло его лицо. Мэнди беспомощно смотрела на его густые темные волосы, пока Саймон раскуривал трубку. Ну почему ей обязательно надо ляпнуть что-нибудь не то, и как раз в тот момент, когда отношения у них стали вроде бы налаживаться?
Она нервно накрыла пишущую машинку чехлом и встала.
— Мэнди… прошу тебя, присядь на минутку.
В голосе его послышалась повелительная нотка, и девушка послушно села. В серых глазах, смотревших на нее, снова сверкнула знакомая неотразимая искорка.
— Ты, должно быть, считаешь меня жестким и циничным, не так ли? — спросил Саймон. — А тебе никогда не приходило в голову поинтересоваться, почему я таков?
Она упорно смотрела в стол перед собой.
— Я думала… может быть, из-за несчастного случая с ногой и из-за того, что тебе пришлось продать ферму? Эйлин говорила что-то об управляющем, который довел тебя до разорения.
— И ты решила, что у меня настолько дурной характер, что я позволил себе затвердеть душой из-за таких вещей?
— С какой стати мне судить? — Она приподняла подбородок.
— Ах нет, конечно нет, простите, мисс, я забыл. Вы же не судите людей, так ведь?
Мэнди вдруг показалось, что он вмиг постарел, осунулся. Она прикусила язык, чтобы не выпалить какую-то колкость в ответ.
— На самом деле произошло кое-что еще, — продолжал он. — Кое-что, о чем никто больше не знает. Может быть, ты сможешь составить обо мне более объективное мнение, если я скажу, что человека, который развалил мое хозяйство, пока я два года лежал в больнице, я считал своим лучшим другом? И что он забрал не только большую часть капитала — все, что смог выжать из моей фермы, но прихватил с собой и… и девушку, которая обещала стать моей женой?
Она ахнула:
— Не может быть!
— Может, еще как. — По контрасту с ее ужасом Саймон говорил с ледяным спокойствием, даже слегка усмехнулся своей циничной усмешкой. — Мне кажется, тебе следует об этом знать, Мэнди. По некоторым причинам мне не хотелось бы, чтобы ты дурно обо мне думала. И… к тому же… теперь мы товарищи по несчастью, не правда ли?
Возникла короткая пауза. Потом Мэнди произнесла:
— Спасибо, что все рассказал мне.
Он отвернулся. Если бы на его месте был любой другой человек, а не Саймон Деррингтон, она подумала бы, что он смутился.
— Знаешь, ты заслуживаешь откровенности, — снова заговорил Саймон. — В конце концов, во многом благодаря тебе я стал другим человеком.
— Благодаря мне? Другим человеком?
— Да, и не смотри на меня с таким изумлением. Это истинная правда. То, как ты повела себя в этих… прискорбных обстоятельствах… заставило меня пересмотреть многое в моем собственном характере. И знаешь, мне не очень-то понравилось то, что я увидел. Теперь мне кажется, что я поступил более чем глупо, повернувшись спиной к жизни только потому, что два человека, пусть и близких мне, предали меня. Так что, как видишь, мне есть за что тебя благодарить.
Их взгляды встретились, и у Мэнди перехватило дыхание… Ей не приходило в голову усомниться в том, что Саймон говорит серьезно. Она просто не могла поверить, что ее поступки могли перевернуть его жизнь.
— Мэнди… — начал он.
Тут на столе зазвонил телефон, и Саймон взял трубку:
— Розовые плантации Деррингтона. А, привет, Ники, это ты. — Голос сразу потеплел, стал простым и домашним. — Рад тебя слышать. Нет, я еду завтра с утра в Сент-Олбанс. Правда? Хочешь, я тебя подвезу? Да, конечно, с удовольствием. Я к тебе заеду около восьми, и тогда обо всем договоримся. — Послушав, он сказал: — Нет, Мэнди здесь. Ну тогда скажи мне «спокойной ночи». Спокойной ночи, Ники.
Он положил трубку, улыбаясь:
— Никола завтра едет в Лондон. Я ее подброшу, мне по дороге.
Он встал. И вид у него был, как показалось Мэнди, опять очень довольный жизнью.
— Сегодня вечером меня не будет дома, когда ты придешь укладывать Пипа спать, так что до завтра, Мэнди. Я вернусь самое позднее в восемь. Но если ты закончишь раньше, можешь меня не ждать.
— Я лучше подожду, — пообещала она.
Он кивнул и вышел из комнаты, тихонько насвистывая.
Мэнди осталась сидеть за столом. Значит, больше можно не жалеть Николу. Может быть, Саймон именно это хотел сказать… что переменил свое отношение к женитьбе? Но внутри у нее все сопротивлялось догадке о том, что Никола и Саймон любят друг друга.