«Ты как собака на сене, — упрекнула себя Мэнди. — Завидуешь чужому счастью, потому что упустила собственное».
Изобразив улыбку, она вышла в сад искать Пипа.
Это случилось на следующий день, после обеда. Мэнди зашла на кухню и увидела миссис Доббин, которая сидела на стуле, вцепившись руками в сиденье и вся посерев.
— Это люмбаго, — простонала она. — У меня как-то раз уже был такой приступ. Ой-ой! — Лицо ее исказилось от боли, когда она попыталась шевельнуться. — А сегодня приезжает делегация из Женского института.
Мэнди моментально оценила ситуацию:
— Об этом можете не беспокоиться, миссис Доббин. Я займусь ими сама. А вам надо немедленно лечь в постель. Я знаю, что такое люмбаго: у нас в приюте миссис Уилльямс от этого страдала. Бедная вы моя, это такая ужасная боль. Идемте со мной, опирайтесь на меня, я помогу вам подняться в вашу комнату.
Путь оказался долгим и мучительным. Но к половине третьего миссис Доббин лежала в постели, укутанная в одеяло и обложенная горячими грелками, делая вид, что ей уже намного лучше.
— Ни о чем не беспокойтесь, дорогая, — заявила Мэнди. — Я со всем справлюсь сама.
И ей действительно это удалось. Она накрыла чайный стол на лужайке для дам из Женского института, они оказались очень милыми дружелюбными старушками. Пип, прихрамывая, бегал от одного стола к другому, разнося традиционные лепешки, не забывая по дороге проглотить несколько штук, и очень довольный суматохой, царившей вокруг.
Когда дамы уехали и Мэнди перемыла всю посуду, она пошла наверх проведать миссис Доббин.
— Сейчас я пойду в деревню, скажу вашей сестре, что случилось. И захвачу свою зубную щетку и ночную сорочку — переночую здесь, в западной комнате, чтобы утром успеть приготовить завтрак.
— О, милая моя, как мне не хочется нагружать тебя всем этим, — проворчала старушка. — Но я, видишь… ой-ой-ой! Меня хоть в утиль сдавай.
Мэнди похлопала ее по руке:
— Пока просто лежите в постели, не вставайте, придет доктор, а там посмотрим.
Часы пролетали незаметно. Пришел врач, прописал полный покой, горячие ванночки и таблетки. Заглянула сестра миссис Доббин и предложила сделать больной горчичники, против чего Мэнди протестовала что есть сил — она считала, что горчичники еще хуже, чем люмбаго.
Мэнди постелила себе в западной комнате и приготовила ужин себе, Пипу и миссис Доббин. Потом Пип вывел ее на улицу, чтобы она пожелала спокойной ночи Миссис Болтер. Когда наконец девушка уложила спать не на шутку разбаловавшегося Пипа, было уже почти восемь часов. Она сделала чай миссис Доббин и сама выпила чашечку.
— Сэр Саймон ничего не говорил, будет ли он ужинать, когда вернется? — спросила Мэнди.
— Оставь ему что-нибудь холодное, и все, — ответила миссис Доббин. — Сэр Саймон очень непривередлив. Никогда не требует себе горячего ужина, если поздно приезжает. Он всегда был такой — добрый, заботливый, еще мальчишкой. Помню, он всегда помогал своему младшему братику…
— А я не знала, что у него есть брат, — удивилась Мэнди, но миссис Доббин тут же переменила тему, сказав, что в холодильнике осталась холодная говядина.
— Тогда я сделаю салат, — решила Мэнди. — Достану еще сыр, печенье, что-нибудь из фруктов, а потом сварю кофе. Этого будет достаточно?
— Он обычно как раз так и ужинает летом, — кивнула миссис Доббин. — Как ты только угадала?
Мэнди улыбнулась про себя. Трудно представить, чтобы Саймон уплетал сладкие пудинги. Она взглянула на часы:
— Наверное, он уже скоро будет. Пойду на кухню. Миссис Доббин, вам больше ничего не нужно? Все хорошо?
Экономка поблагодарила Мэнди со слезами на глазах за то, что та так добра к ней, и пообещала, что завтра будет снова на ногах. Мэнди строго предупредила ее, чтобы она не вставала, пока доктор не разрешит, потом пошла вниз, в прохладную полутемную кухню, и принялась готовить ужин сэру Саймону.
К четверти девятого все было готово, но он так и не появился. Мэнди взяла журнал и села у окна в гостиной, откуда была видна подъездная дорожка к дому.
Медленно прополз час. Конечно, убеждала себя Мэнди, ехать ему довольно далеко. В такой чудесный летний вечер на дорогах должно быть много машин, и Саймон мог попасть в пробку.
Она поднялась наверх и заглянула к Пипу, который мирно спал. Из комнаты миссис Доббин тоже не доносилось ни звука. К половине одиннадцатого сумрак превратился в темноту. Что там Саймон говорил про то, что хочет еще поработать в саду до темноты?