Глупо, что он так легко поддался уговорам участвовать в свадьбе… Вообще не надо было приходить сюда. Он не любил свадебные церемонии. Он согласился только потому, что Дик Барратт был славным парнем и просто чудеса творил на его ферме. Такого не забывают, особенно если вспомнить, в каком состоянии была ферма, когда… впрочем, нет, не надо снова об этом вспоминать.
Как эти двое смотрели друг на друга, словно, кроме них, никого больше нет на целом свете! Такие вещи до сих пор его трогали, от этого он готов был изойти бессильной яростью. Нет, не потому, что он до сих пор любил Дрейдру, но потому, что ненавидел неверность… когда его доверие втаптывали в грязь.
А эта малышка, подруга невесты, тоже слегка взбудоражила его. С такими сияющими счастливыми глазами, вся в ожидании, когда ее жених вернется и они сыграют свадьбу. Надо же, ждать два года… преданная. Впрочем, кто знает? Видит Бог, верность не очень-то ценится в наши дни. Но он почему-то был в ней уверен. Он пожелал, чтобы парень оказался достойным ее. Впрочем, ему об этом никогда не узнать. Скорее всего, они с этой малышкой никогда больше не увидятся.
А что до него самого… розы приносят неизмеримо больше радостей, чем предмет обожания. Серые глаза Саймона, зорко следившие за дорогой, сузились; широкий рот скривился в невеселой усмешке. С розами тебя не ждет неприятных сюрпризов. Сейчас у него была одна новая роза… Тони Прайс сказал, что она вполне может получить награду на конкурсе садоводов. Если ему выдадут на нее сертификат, он сможет послать ее на осеннюю выставку. Впрочем, это в случае, если новая секретарша знает свое дело и ему не придется проводить половину времени за нудными конторскими делами. Но чтобы создать что-то новое, прекрасное — для этого стоило потрудиться.
Он ехал по Стрэнд. Надо найти это агентство, но сначала еще нужно разыскать место для парковки. Негромко насвистывая, Саймон сосредоточился на этой, самой сложной на данный момент проблеме.
Глава 2
Мэнди стояла на вокзале возле палатки с фруктами. Большие станционные часы показывали время прибытия поезда. Это были последние секунды мучительного ожидания; внутри у нее все было натянуто и пусто. Она уже пересчитала ряды красных блестящих яблок, пересчитала огромные апельсины, орехи… что угодно, лишь бы отогнать смущение, которое овладело ею.
Потом послышался стук колес, повалили клубы пара и длинный поезд подполз к краю платформы. Люди сновали мимо нее, смеялись, здоровались, обнимались. Девушка с тревогой вглядывалась в лица мужчин в толпе, обтекавшей ее с обеих сторон.
Вдруг кто-то сжал ее руку, и мужской голос произнес:
— Мэнди… ну вот ты, наконец. — И высокий, стройный, загорелый незнакомец наклонился и поцеловал ее в щеку. Незнакомец, который странным образом был в то же время Робином.
Она попыталась что-то сказать, но ее слова поглотил шум вокзальной сутолоки.
— Такси, сэр?
Робин передал дорожную сумку водителю.
— Боже, давай скорее отсюда выбираться. Я достаточно напутешествовался, хватит до конца жизни.
Мэнди забралась в такси, и Робин сел вслед за ней. Мотор ожил, затарахтел, и водитель оглянулся через плечо:
— Куда ехать, сэр?
Робин взглянул на Мэнди:
— Я еще не заказал номер в гостинице.
— Тогда давай поедем ко мне на квартиру. У меня уже чай готов. — В голове у нее мелькнула картинка гостиной, где она все так красиво устроила — низкий столик с чаем у камина, пышные булочки на подносе.
— Давай, — согласился он, пожав плечами. Боюсь, адреса я не помню. Скажи ему сама, Мэнди.
Робин закрыл глаза и откинулся на спинку сиденья. Бедный милый Робин, думала Мэнди, скользя взглядом по его исхудавшему бронзовому лицу. Вид у него такой измученный…
— Наверное, тяжелый был переезд?
Он слабо улыбнулся, и в нем мелькнуло что-то от прежнего Робина… веселого, шумного, бесконечно обаятельного. Что с ним случилось?
— Просто ужас, — сказал Робин. — Теперь я понимаю, что надо было дождаться прямого рейса, но на него невозможно забронировать билет, приходится ждать мест неделями. Поэтому я самолетом добрался до Парижа, поездом до Ла-Манша и потом на пароме домой. На пароме была жуткая качка. — Он похлопал ее по руке и добавил: — Да что я все жалуюсь и жалуюсь. Как ты, Мэнди?
— О, прекрасно, — ответила она, и снова наступила тишина.
Ничего, когда мы приедем домой, будет лучше, убеждала она себя. Естественно, поначалу мы чувствуем себя чужими людьми после такой долгой разлуки.