— Так тебе и надо, и это еще мало! Были бы силы, убила бы нахрен! Ненавижу тебя!
— Крис… — пытается прервать меня Тарасенко.
— Ненавижу! Ненавижу! Ненавижу! И слышать не хочу!
— Крис! — недовольно рычит он уже громче, пытаясь меня перебить.
Но я не собираюсь его слушать.
— Пошел на хрен, ублюдок! Лучше такси мне вызови! Лживая скотина!
— Крис, прекрати, ты как хабалка разговариваешь, у меня уже уши вянут!
— Еще тебя не спросила, как мне разговаривать! Уж кто-кто, а ты, падаль, заслуживаешь не разговоров, а смерти!
— Крис, ты не права, — с тоской в голосе выдыхает он.
Мне становится смешно и горько от этого разговора. Ведь он у нас уже был. Почти один в один. Ну, может быть, я тогда еще не умела материться. Однако сути это не меняет. Тринадцать лет назад он пытался мне сказать, что ни в чем не виноват. Что он понятия не имел о том, что задумал его младший братец. Ага, как же. Уже поверила…
— Права! И я знаю, что права! И никогда тебе не поверю! — зло кричу я в ответ. — А теперь заткнись, я больше не желаю тебя слушать и разговаривать с тобой!
— Хорошо, как скажешь. Больше ты от меня ни слова оправдания не услышишь, пока сама не попросишь, — с шумом выдыхает он. И, как по заказу, в помещении наступает тишина.
Только какая-то она слишком настораживающая и гнетущая. Будто Тарасенко особо и не собирался со мной спорить, а так, для галочки это сделал. И сразу же успокоился.
Не нравится мне это, ой как не нравится.
Надо линять домой, в родной Новосибирск, и как можно скорее. Не к добру я его встретила, не к добру…
Теоретически можно попробовать выбраться прямо сейчас, пока в комнате никого нет. Тарасенко не способен меня задержать, если конечно никто не появится из его охраны.
ОК, сказано — сделано.
Пытаюсь встать с дивана. Медленно сажусь, ноги опускаю на пол, встаю и… сразу же накатывает сильная слабость вперемешку с тошнотой. Я падаю обратно и, не сдержавшись, вслух матерюсь.
— Крис, я надеюсь, ты не настолько глупа, чтобы попытаться сейчас уйти? — слышу недовольный голос Тарасенко и какое-то невнятное шуршание.
Э… он что там, встает, что ли?
— Не смей ко мне приближаться! Выцарапаю тебе глаза, если хоть на метр подойдешь! — шиплю со злостью, слегка приподняв голову, и тут же отпускаю её со стоном. Тошнота вновь дает о себе знать.
Какого лешего? Что за фигня? Почему меня тошнит вообще?
— Не, я так глупо подставляться не намерен, мне мои глаза еще пока дороги, — весело хмыкает мой враг, тем самым заставляя насторожиться.
С чего это у него такое хорошее настроение? Если бы мне кто-нибудь газовым баллончиком в глаза пшикнул, я бы была как минимум раздражена.
А он не только веселится, но еще и спокойно говорит по телефону с кем-то из своих телохранителей.
— Виктор, что там скорая? Уже на месте? Отлично, ждем.
Две минуты напряженного молчания, и в комнате становится многолюдно.
— Здравствуйте.
— Здравствуйте, кто пострадавший? — слышу я два новых мужских голоса. Наверное, врачи.
Один из мужчин подходит ко мне, второй, судя по удаляющимся шагам, идет к Тарасенко.
— Я пострадавшая! — громко выкрикиваю, и сразу, не мешкая ни секунды, заявляю: — Эти психи на меня напали, обманом заманили в машину. Я испугалась, начала сопротивляться, использовала газовый баллончик. И сама пострадала от него. Вызовите срочно полицию!
— Девчонка — та еще интриганка, не верьте ей, — перебивает меня вездесущий Виктор Степанович. — Ребята пригласили её прокатиться, она согласилась, и сама села в машину. У нас есть видеозапись. Поэтому не слушайте её.
Какое-то время мужчины молчат, видимо, пытаясь переварить информацию и заодно решая, что с ней делать.
— Пожалуйста, заберите меня в больницу, — пробую надавить на жалость врачей.
— Никуда она не поедет, пока полиция не появится, я этого так не оставлю! — недовольно припечатывает Степаныч.
Р-р-р-р… вот сволочь! Хоть и спас меня, но все равно сволочь.
Я уже решила, что попала по полной программе, и надо уже думать, где бы взять хорошего адвоката. Ведь теоретически я первая напала на Тарасенко, и скорее всего, это подтвердят все его телохранители. И по логике этот самый Степаныч прав… Но внезапно в разговор вмешивается сам Тарасенко: