— Виктор Степанович, уймитесь. Не нужно полиции, случилось недоразумение. Пусть врачи обследуют Кристину и решат, везти её в больницу или нет. Кажется, у неё сильная аллергия на газ в баллончике, и ей до сих пор плохо.
— Хорошо, — слышу голос одного из врачей. — Мы того же мнения. Сначала осмотр, и возможно, стационар, а потом уже ваши личные разборки.
Я же в этот момент еще сильнее настораживаюсь. Какого… почему Тарасенко такой заботливый? Что происходит? Что он вообще задумал? Опять включил «рыцаря на белом коне»? Пытается играть благородство перед другими? Вот только для какой цели? Чего он хочет этим добиться?
Обследуют меня быстро. Спрашивают симптомы: где, что и как болит. Могу ли сесть, встать на ноги. Заглядывают в рот, затем смотрят глаза. Чем-то закапывают. Сверху накладывают ватные диски, прижимают их удобной повязкой и выносят вердикт — мне все равно надо в больницу. На месте анализы они взять не смогут. Да и неясно, как себя может проявить моя аллергия. Лучше подстраховаться и побыть хотя бы сутки под наблюдением опытных специалистов. Потом врачи берутся за Тарасенко и рекомендуют ему тоже обратиться в больницу, чтобы проверить глаза тщательнее.
— Отлично, тогда везите нас…
Тарасенко называет адрес, который мне вообще ни о чем не говорит, вот только в голосах врачей слышится заминка.
— Вы уже договорились с администрацией больницы?
— Да, все улажено, — уверенно отвечает мой враг. Я чувствую какой-то подвох, но еще не могу понять, что именно мне не нравится во всем этом разговоре.
— Виктор, Кристина на тебе, — отдает приказ Тарасенко. — И меня не забудьте. Я сейчас вообще ни хрена не вижу.
Меня подхватывают на руки, опять куда-то несут. Я же тщательно прислушиваюсь к обстановке.
Меня заносят в машину скорой помощи и аккуратно укладывают на носилки. Тарасенко, судя по звукам, садится рядом и командует своей охране, чтобы ехали следом.
Черт, и когда я избавлюсь от его общества?
Едем достаточно долго, больше часа. Все это время Тарасенко молчит (и слава богу). И когда я уже начинаю засыпать, мы наконец-то останавливаемся, и двери открываются.
И только когда я слышу разговор врача и Тарасенко с тем, кто нас встречал, я понимаю, почему меня так насторожило это место.
Это же частная клиника, принадлежащая Лисовским! А знаю я это потому, что однажды заглянула в список акций, которыми владеет эта семейка олигархов. Список этот, к слову, был секретным. Но я же везде умудряюсь свой любопытный нос засунуть. Да и память моя фотографическая помогла. Мне хватает трех минут, чтобы полностью прочитать и навсегда отложить в голове целый лист формата А4 стандартного шрифта.
Вот так подстава из подстав! Еще не хватало, чтобы до моего руководства дошла вся эта история!
ГЛАВА 2
Нас принимают в клинике как самых дорогих и долгожданных гостей. Впрочем, было бы странно, если б принимали иначе. Все же клиника частная.
А дальше все проходит уже без моего участия: я понимаю, что привлекать к себе внимание будет очень глупо с моей стороны. Да и Тарасенко неплохо справляется с ролью переговорщика. И я решаю отдать ему все козыри в руки — пока мы в клинике, само собой. Ну а как только я отсюда выберусь — сделаю так, чтобы наши дорожки никогда больше не пересеклись.
В приемном покое дежурный врач, представившийся Игорем Юрьевичем, сразу же нас допрашивает. Тарасенко без запинки выдает ему то же, что и врачам со скорой:
— Это глупое недоразумение.
Не знаю, верит ли ему Игорь Юрьевич, но на этом он прекращает допрос и командует медсестрам, чтобы нас отправили по палатам.
Я наивно надеюсь, что уже через несколько минут останусь наедине с врачом и сразу же прозондирую почву на тему быстрой выписки, но Тарасенко — гад! — опять вмешивается и требует, чтобы нас поселили в одной палате. И даже согласен подождать, пока в палату поставят дополнительную кровать, потому что в клинике вообще-то все палаты рассчитаны строго на одного пациента.
Вот же гад!
Я скриплю зубами от злости, но продолжаю молчать. Не время! Ох, не время мне сейчас возмущаться…
В палате врач быстро и профессионально проводит осмотр, причем Тарасенко опять требует, чтобы меня осмотрели первой. От этого я кривлюсь, конечно же, только мысленно.