«Только Джен может вызвать смех уже на втором предложении введения. Только ее слова способны вдохновить настолько, что уже к середине пролога вы мысленно пожимаете автору руку, а к концу — проливаете слезы. Джен снимает парадоксальное напряжение, которое большинство из нас не хочет замечать, и призывает оставить пространство для незнакомых, страшных или, казалось бы, ненадежных вещей. На каком бы этапе жизненного пути вы сейчас ни находились, теперь вы окажетесь целиком и полностью на страницах книги».
Посвящается одним из самых любимых мной людей, женщинам моей семьи: маме Джане и моим сестрам Линдси и Кортни, свекрови Джеки, невесткам Лане и Саре, племянницам Рейчел и Ребекке. Моим любимым дочерям Сидни и Реми. Мне несказанно повезло жить среди сильных женщин. Все вы — моя путеводная звезда. Вы вдохновили меня на написание этой книги, и я посвящаю ее вам. Пусть страсть, свобода и огонь царят в нашей семье на протяжении поколений.
Введение
Я выросла в окружении хорошо воспитанных женщин. В основном это были мамы из пригородных церквей, которые не пили, никогда не ругались и пели рождественские кантаты. Не поймите меня неправильно: я очень любила объединение «бонусных нянек» в лице маминых и бабушкиных подруг, которые общими усилиями помогали меня растить. Тем не менее я говорю без иронии: эти женщины были эталоном хорошего поведения. Однажды, во время поездки в Диснейленд (я тогда училась в шестом классе), мама позволила себе бокал вина. Знаете, я даже помню, как подумала: «Должно быть, именно так родитель становится алкоголиком».
Других образцов поведения у меня никогда не было. Я почти не встречала женщин-руководителей, и уж тем более мне не доводилось видеть их на кафедре. Безусловно, все женщины в моей жизни были умными и способными, но при этом они всегда «ездили на пассажирском сиденье». Мой мир комфортно вращался вокруг мужчин-управленцев. И хотя они были добры к женам и дочерям и, конечно же, зависели от их бесконечных «закулисных» работ, женское участие выглядело довольно однородно. Находясь среди подобных устоев, я невольно поместила свою личность в пределы этих норм. Я придерживалась правил, жаждала одобрений и неразумно защищала свое положение. Все принципы нашей жизни меня устраивали, и я была готова взрослеть и вести себя лучше, чем любая другая девушка (что в некотором смысле являлось моей целью).
По иронии судьбы именно женщины и разрушили этот шаблон.
Да и разве не женская это задача?
Сначала появилась миссис Присси по прозвищу миссис Паинька. В то время как моя мама и остальные женщины выглядели скромно, миссис Паинька с головы до ног одевалась в одежду с леопардовым принтом и недвусмысленно намекала нам, что однажды обязательно познакомится с пластической хирургией. Нет, она однозначно была не из тех, кто хотел смиренно уйти в закат. Свои вопиющие украшения миссис Присси хранила в двухсекционном контейнере для снастей, и именно она дала нам прозвища, которые мы используем по нынешний день. Эта женщина была невероятно красивой и до непристойности стильной. Она поразила меня до самой глубины души. Мы с сестрами просто не могли ею налюбоваться. Она казалась нам такой необузданной среди своих смиренных сверстниц. Более того, она явно занимала больше места в нашем мире, чем полагалось женщинам по всем моим убеждениям. Я считала ее исключением из правил, однако индивидуальность миссис Присси бросила вызов и моему укоренившемуся порядку.
Позже, после окончания колледжа, в нашей первой церкви появились женщины-проповедницы. Каким-то неизведанным образом мы с мужем Брэндоном случайно объединились с либеральными баптистами (о чем нам быстро сообщили консервативные соотечественники из Оклахомы). Баптисты казались мне настоящей экзотикой, сравнимой лишь с укротителями змей. Мне было страшно рассказывать родителям. Я думала, они решат, будто мы с Брэндоном «потеряли веру» (как однажды сказал отец моего друга Алекса, когда тот ушел из католицизма). Эти женщины (баптистки) не просто собирали пожертвования, но и стояли за кафедрой, руководили и выступали на всех собраниях. Они помогали управлять процессом. У меня не находилось слов, чтобы описать подобное откровение. Я буквально не имела понятия о существовании проповедниц. Я помню, как следила за одной из них. Она была скромна, сдержанна, как и все женщины в моей жизни, но при этом она тщательно разбирала сложный отрывок из Священного Писания. Я оглянулась, думая: «Надо же! Люди воспринимают ее всерьез. Никто не возмущен! О, как же хорошо, что родители в эти выходные не смогли приехать». Ее духовный авторитет бесцеремонно вторгся в сопровождавшую меня два десятилетия внутреннюю патриархию, поэтому на тот момент я не могла решить, врагом она была или все же героем.