Том схватил его за волосы и ударил кулаком в лицо – с грохотом, как молотом о наковальню. Костяшки впились Майки в глаз.
– На улицу пошли, – прохрипел Том. Как будто они были в школе и все это можно было контролировать. Его голос звучал в ушах, пока он гнал Майки вниз по лестнице.
– Вы что делаете? – кричала Элли. – Том, прекрати! Майки наполовину спустился, наполовину скатился с лестницы, ударяясь о перила и стену локтями и коленями. В коридоре он упал, и Том вдруг навалился на него, схватил за куртку и потащил ко входной двери.
На воздухе все изменилось. Дождь перестал, и стало почему-то жарко. Один глаз у Майки заплыл, он все еще был на взводе, но не собирался вот так просто отступать, не мог допустить, чтобы его вышвырнули за ворота и бросили там. Он развернулся, схватил Тома Паркера за рубашку и затолкал его в дом. А увидев, как торжество на его лице сменилось страхом, почувствовал себя волшебником.
– Ты покойник, – процедил Майки. – Покойник.
И вмазал ему со всей силы. Целился в нос, размахивался от плеча. Вспомнил все школьные драки; все старые инстинкты вернулись разом. Звук кулака, бьющего по лицу, был как самая сладкая музыка на свете.
Они сцепились. Том загребал руками, пытаясь дотянуться до его спины, ударить, но Майки просунул руки ему под мышки и сцепил их сзади на шее, чтобы Том не мог ослабить захват. Вокруг резко запахло адреналином и страхом.
Этот ублюдок изнасиловал Карин, повторял про себя Майки. Он заслужил смерть. Это напоминало танец – оба они толкали друг друга, рычали, пинали друг друга ногами. А Элли бегала вокруг, как арбитр. Она надела пальто, придерживая его на груди, и вопила, чтобы они прекратили.
Но Майки прекращать не собирался. Он прикончит этого парня – расцепит захват, повалит его на спину и размозжит ему нос.
Однако не успел он это сделать, как Том выставил колено и ударил его между ног. Боль была нереальной – жгучая агония, пронзившая все от промежности до живота. Колени подкосились.
Том возвышался над ним, а Майки извивался на траве, схватившись за причинное место. Он свернулся калачиком, краем глаза заметив, что Том куда-то отошел, а Элли побежала за ним. Потом он приоткрыл один глаз. Они стояли у входа. Элли кричала на брата, а тот рылся в зеленой картонной коробке, стоявшей на крыльце.
– Нет! – закричала она.
Но Том оттолкнул ее и помахал Майки пустой винной бутылкой:
– Смотри, что тут у меня. – Он ударил бутылкой по ладони, переложил ее из одной руки в другую. – Теперь боишься небось?
Элли завопила:
– Нет, Том! Нет!
Но он все равно сделал то, что хотел. Разбил дно бутылки о стену дома, и осколки разлетелись во все стороны.
Майки попытался встать, увидев, что Том направляется к нему. Разбитая бутылка – как нож. Это уже совсем другая драка. Он вытер рукой затекший глаз:
– Убери.
– Ага. Тебе в морду уберу сейчас. Приблизившись, Том вытаращился на Майки, как
психопат, словно теперь намеревался вечно присутствовать в его жизни, не оставляя в покое ни на минуту. Майки пополз назад, попытался сесть, но так и остался скрюченным, не в силах двинуться, не говоря уж о том, чтобы спастись бегством.
Том смеялся, неторопливо шагая к нему:
– В чем дело? Мы уже не такие храбрые?
Майки удалось отползти к воротам, но это был глупый ход, ведь они были заперты, а у него не осталось сил. Машина Джеко за забором казалась прекрасным миражом. В его кармане лежали ключи. Но было слишком поздно. Он прислонился спиной к воротам, закрыл голову руками и приготовился к боли.
Но вместо «розочки» на его голову обрушился поток воды. Вода была ледяная. Холодная струя промочила его насквозь. Том стоял рядом, тоже мокрый, как мышь, а бутылка валялась на земле; из носа у него лилась кровь, а руками он отмахивался от бьющей в лицо воды.
На лужайке стояла Элли с садовым шлангом в руках. Солнце преломлялось о брызги, распадаясь на сумасшедшие радуги.
– Выключи! – заорал Том. – Ты что творишь? Посмотри, что у меня с носом!
Но Элли направила струю прямо ему в лицо, вынуждая тем самым отойти от ворот и продвинуться к центру лужайки. Он тряс головой, из ноздрей и рта струились кровавые ленты.
– В дом, – приказала она. – Все кончено. Майки вдруг очень сильно захотелось сесть, а может,
даже лечь. Он жутко устал. Ему казалось, будто они попали в автокатастрофу и их разбросало по саду – трава, кровь, вода были повсюду. Но он не мог просто лежать, потому что Элли подбежала и нажала потайную кнопку, открыв ворота.
– Езжай домой, – проговорила она, – и оставь нас в покое.
Он собрался с силами и вышел за ворота. На дороге повернулся к ней.
– Ты выиграла, – процедил он, – поздравляю.
Она взглянула на него потемневшими глазами. Ворота медленно сдвигались. Ему показалось, что она пытается что-то сказать, понизив голос до шепота, но в ушах звенело, а глаз так опух, что он не мог ничего понять по губам.
Да и зачем ему знать, что она там говорила!
Двадцать четыре
Том облокотился о раковину в ванной на первом этаже, глядя, как из носа капает кровь.
– Посмотри! – Он замахал руками на Элли, словно хотел доказать ей что-то. Руки блестели и были скользкие от крови. – Ты мне поможешь или как?
Она закрыла входную дверь и пошла в ванную, дала ему бумажных салфеток, обернула мокрые волосы полотенцем и села на закрытый унитаз. Отклонилась на спинку и закрыла глаза.
– Хороший из тебя помощник, – процедил он. – Вот уж спасибо.
Она попыталась вспомнить, что случилось на улице: испуганное лицо Майки, когда тот полз к воротам, Том, идущий ему навстречу, шатаясь, повсюду кровь, потом струи воды, ударившие им в лицо, скользкая трава…
Но до этого был один момент, и именно его ей было вспомнить труднее всего, – момент, когда Том разбил бутылку об стену дома и осколки рассыпались повсюду. Она просила его остановиться, просила, но он ее словно не слышал. И у него было такое лицо… однажды она уже видела его таким, и в тот раз ее слова и поступки тоже не возымели никакого действия.
Она открыла глаза. Том по-прежнему вытирался салфетками над раковиной. Их взгляды встретились в зеркале.
Он сказал:
– Зачем ты пустила его в дом?
Она уже продумала ответ на этот вопрос там, на улице, и планировала дать какое-нибудь безумное объяснение – ну, например, что делала уроки, а дверь черного хода оказалась открытой, Майки вломился, она была не одета и в истерике. Но когда Том спросил, у нее почему-то язык отнялся.
И он догадался прежде, чем она смогла ответить:
– Да ты в него втюрилась! Отрицать она не стала. Зачем?
Том быстро сообразил что к чему: Майки без спросу проник на его вечеринку, очаровал ее своими баснями, а сегодня просто постучал в дверь, надеясь, что повезет.
– Он над нами издевается, – прошипел Том. – Они все это спланировали. Прислала братца шпионить за нами! Да что же это такое?
Элли не стала уточнять, что сама пригласила Майки, что сама хотела выпытать у него, чего он добивается, но план, к ее ужасу, обернулся против нее. Через окно доносился запах готовящейся еды. Где-то рядом вполне нормальная семья собиралась нормально пообедать. Элли очень хотелось оказаться частью той семьи и сидеть сейчас с ними за столом.
– Кажется, ничего не сломано, – проговорил Том, изучая порезы на тыльной стороне ладони. – Как думаешь, стоит сфотографировать кровь для полиции?
– Полиции? Но ты же не можешь на него донести. Это не он бросился на тебя с разбитой бутылкой.
Он повернулся к ней, сверкнув безумными глазами:
– А по-твоему, я должен был позволить ему себя отдубасить? Может, ты еще думаешь, что я все это заслужил?
– Я такого не говорила.
Том слизнул кровь из уголка рта:
– Да не собирался я его калечить. Парни всегда так делают для защиты, чтобы выглядеть круто. Не стал бы я пускать в дело эту бутылку. Ты что, меня не знаешь?
Она покачала головой:
– Теперь мне уже кажется, что ничего я о тебе не знаю.
– И что это значит?
Он подошел к ней близко, наклонился, нависнув над ней. Он стоял совсем рядом, так что она толком не могла разглядеть его черты. Видела только светлую щетину волос на подбородке и струйку крови, текущую из носа.