– То, что я скажу, тебе не понравится.
– Выкладывай.
Он покачал головой, не в силах поверить, что действительно признается. Ему показалось, будто весь город замер в ожидании: все машины и телевизоры, все люди – все замолчало и прислушалось.
– Я обо всем рассказал Карин. Что ты не будешь свидетельствовать в защиту брата.
Свет потух в ее глазах.
– Зачем?
– Извини, я не хотел. Но Джеко разболтал ей, что мы встречаемся, она как обезумела, и я тоже взбесился и… само как-то вылетело.
– Ясно.
– Но это еще не все. Мне очень жаль, Элли, но она теперь знает, что ты дала ложные показания.
Элли закрыла лицо руками и упала на спину, на траву.
– Ясно, – повторила она, но на этот раз намного тише.
Ему так хотелось прикоснуться к ней, убрать ладони с лица, поцеловать ее. Но он не знал, будет ли так правильно, поэтому просто лег рядом и рассказал ей все от начала до конца, с того самого момента, как пришел до -мой вчера вечером, и до той минуты полчаса назад, когда ему позвонила мать. Он попытался не слишком драматизировать, рассказывать так, будто все это не слишком уж важно, но, когда речь зашла о том, что полицейские вот-вот загребут ее в участок, топтаться вокруг да около было уже невозможно.
– Они могут сюда явиться, – выпалил он. – Поэтому я и должен был тебя найти. Мать не сказала, куда они поехали – к тебе домой или прямо в школу.
Элли лежала на траве абсолютно неподвижно, лишь ее живот поднимался и опускался.
– Ты что молчишь? – спросил он.
Не разжимая ладоней, она прошептала:
– Все-таки ты меня подставил.
– Я не специально ей все рассказал!
– Когда мы с тобой были в коттедже, я, дура, тебе поверила.
– Да нет же, Элли, я не спланировал все это, чтобы вытянуть из тебя информацию. Все, что вчера случилось, было по-настоящему. Ты должна мне поверить.
– Должна? – Она резко села. Взгляд у нее стал другой, жестче. – Да ты хоть знаешь, что это такое, когда вообще некому довериться?
– Клянусь, я не обманывал тебя.
– Это ты так говоришь. Но давай объективно все оценим. Ты познакомился со мной нарочно, чтобы выведать информацию о брате. Потом, когда я узнала, кто ты такой, ты разыграл главный козырь – о нет, ты можешь мне верить, ты мне правда нравишься… и бла-бла-бла-бла-бла… Вот я и купилась. И выложила все. А ты, как только узнал, тут же бросился к своей Карин и все ей рассказал! Как-то подозрительно, тебе не кажется? – Она взглянула на него, прищурившись. – Подстава в чистом виде.
– Ты с ума сошла. С таким же успехом я бы мог заявить, что ты меня подставила.
– Что? Это как же я тебя подставила? Не понимаю.
– Может, ты и хотела на самом деле, чтобы Карин обо всем узнала. Просто тебе не хватало духу самой обо всем рассказать копам, а теперь можешь поплакаться мамочке с папочкой, что страшный пацан из бедного квартала вытянул из тебя правду силой!
– Не неси бред!
– Возможно, я и не прав.
– Не прав! – Она встала. – Мне надо идти. – Сделала пару шагов, а потом обернулась: – А я правда поверила, что нравлюсь тебе – вот ненормальная!
– Нравишься. Можешь меня винить во всем, обзывать предателем, вот только не надо говорить, что я делал вид, что ты мне нравишься. Это правда, Элли.
Она улыбнулась, и глаза ее немного смягчились.
– Нет.
– Правда.
Она села на траву:
– Меня арестуют?
– Не знаю. Скорее всего, они просто хотят поговорить.
Она зарылась лицом в колени. Он подошел и сел рядом, погладил ее по голове – ему хотелось показать, что он ее жалеет.
– Не трогай.
– Прошу тебя, Элли…
– Нет. – Она оттолкнула его. – Я думаю. Оставь меня в покое.
На деревьях над их головами распускались листья. Они были похожи на рты, готовые вот-вот раскрыться.
– Я на машине, – сказал он. – Могу отвезти нас куда-нибудь.
Она ничего не ответила.
– Мы могли бы исчезнуть. – Прекрасная идея, кстати. Гроза потом разразится – Карин, мать, да и все остальные будут в бешенстве, конечно, Джеко разозлится из-за машины, зато так им удастся пережить сегодняшний день. – Можем спрятаться в домике на берегу.
– Не говори глупости.
– У меня деньги есть. Накупим еды на несколько дней, поедем и поживем там.
– Ну уж нет.
– Ты только подумай об этом, Элли… переждем худшее.
– С ума сошел? – Она убрала ладони. – Да потом будет еще хуже, неужели не понимаешь? Одной из наших семей конец – или твоей, или моей. Разве можно убежать от такого? Это реальная жизнь, Майки!
Она словно разговаривала с ребенком или тупицей инопланетянином. Это было невыносимо.
Она легла на траву и закрыла лицо рукой. Он достал табак, скрутил сигарету и лег рядом. Долго молчали. Он думал, не замышляет ли она какой-нибудь хитрый план или, может быть, решила согласиться на его предложение сбежать. Было бы здорово укрыться в коттедже у моря. Они могли бы прожить там несколько недель – разводить огонь, разговаривать, заниматься любовью.
Докурив, он тихонько тронул ее локтем:
– Ну, как ты?
– Все тело болит.
– Прости.
– И все вокруг стало ярким и светлым, как будто я плыву.
– Наверное, у тебя шок.
Он потянулся и поцеловал ее в шею.
– Не надо, – сказала она.
– Что не надо?
– Вот это.
– Но почему?
– Потому что мы с тобой встречались всего шесть раз – и теперь все кончено.
– Семь, и ничего не кончено. Она в отчаянии взглянула на него:
– Я не хочу, чтобы это заканчивалось.
– Я тоже. – Он взял ее за руку. – Прости меня за то, что я сболтнул Карин. Я все испортил. Но это не должно касаться нас с тобой.
Она пристально взглянула на него:
– Нет, должно.
Он наклонился и поцеловал ее в кончик носа. Очень нежно. Трижды. Она его не остановила. Он обнял ее, притянул к себе. Она легла ему на плечо, уткнулась подбородком в шею – так они и лежали в тепле, обнимаясь. Солнце светило; такого теплого дня не было с начала весны. Тени на траве становились длинными, день понедельника переходил в вечер.
– Что они со мной сделают? – наконец произнесла она.
– Да просто поговорят, и все.
– Где?
– В участке.
– И что мне им сказать?
– Правду.
– Я с мамой хочу поговорить. – Она перевернулась на бок, взяла куртку и сумку. – Отец еще с работы наверняка не вернулся.
– Я тебя отвезу.
– Не надо, я прогуляюсь. Нужно время, чтобы свыкнуться.
– Элли, ты не должна терпеть это в одиночку.
Она устало улыбнулась:
– Возвращайся на работу, Майки, не хочу, чтобы из-за меня тебя уволили. Я прогуляюсь по берегу, меня никто не увидит. Не переживай, я так прямиком до дома дойду.
Он проводил ее до тропинки. Ближе к воде было прохладнее. У берега плавали утки. Лебедь изогнул шею, выискивая корм в воде. Они остановились посмотреть.
Через несколько минут Элли глубоко вздохнула и повернулась к нему:
– Можно обнять тебя на прощание?
Он протянул руки, и она обняла его как-то странно, сбоку. Это было неловко и грустно; он все себе представлял совсем иначе.
– Пойду я, – пробормотала она, – а то еще передумаю.
Он заглянул ей в глаза, ожидая увидеть в них страх, но его не было, на смену ему пришло странное спокойствие.
Сорок один
Элли подошла к дому со стороны реки, открыла калитку и зашагала по лужайке. Мать сидела на коленях на старом одеяле и копала грядки лопаткой.
Скажи ей, скажи. Она должна знать.
Увидев Элли, мать села на пятки:
– Что-то ты рано. – Она утерла пот рукавом со лба. Перчатки все испачкались в земле, а в волосах застряли листья. – Или я уже за временем не слежу? Весь день здесь прокопалась, просто здорово. Уже почти как летом, правда? Смотри, сколько новой зелени.
Элли притворилась, будто ей интересно, потому что мать это порадует, да и оттянет на неопределенное время роковой разговор – слова не шли в голову.
– Тюльпаны, – проговорила мать с улыбкой, – а вон те, розовые, – бадан.
Элли присела на корточки:
– Мам, нам надо поговорить.
– Ты ноги промочишь, если будешь тут сидеть.