– Мне все равно.
– Как дела в школе? Все нормально?
– На математике готовились к экзамену.
– Бедняжка. Не завидую тебе. – Она вернулась к своим грядкам. – А я побеги подвязывала и пропалывала сорняки. И луковичные посадила, смотри.
Когда сообщаешь плохие новости, надо сперва попросить человека присесть, иначе, если он упадет в обморок, может удариться головой. А еще неплохо бы приготовить сладкий чай, теплый плед и быть готовым приложить прохладную ладонь ко лбу. Но что делать, если человек не хочет слушать?
– Мам, где Том?
– В своей комнате, наверное.
– А папа?
– В Норвиче. Ищет новых юристов. Элли сделала глубокий вдох:
– Ты слышала, что я только что сказала? Что нам надо поговорить?
– Слышала.
Но копать она не перестала. Как это легко: слушать острые удары лопаточки о камень и смотреть, как растет мягкая горка земли и сорняков в ведре. Или пойти в дом и выпить молока, съесть печенье, включить телевизор.
– Может, пойдем сядем на скамейку?
Мать нахмурилась и запахнула куртку на груди:
– Это по поводу вчерашнего?
– Да.
– А нельзя подождать до папиного возвращения?
– Нет.
Мать отказалась идти на скамейку, и они сели на качели под грецким орехом. Странно было видеть ее там – она сидела как маленькая девочка, подобрав под себя ноги. Элли села на траву напротив. Мать держалась за веревки, отклонившись назад, ее волосы трепал ветер.
– В детстве обожала качели, – сказала она. – Голова никогда не кружилась.
Элли почувствовала, как у нее в горле пересохло, словно она попала в песчаную бурю.
– Я должна тебе сказать что-то важное.
– Мне кажется, люди, когда взрослеют, теряют способность радоваться таким вот простым вещам, – рассуждала ее мать.
– Мам, прошу, выслушай меня. Мне надо в полицию.
Мать резко затормозила качели ногами:
– Что ты такое говоришь?
– Хочу дать новые показания.
– Но ты же уже давала.
– Я солгала.
Мать очень медленно покачала головой:
– Все, я звоню твоему отцу.
– Не надо, пожалуйста!
– Ты ни слова никому не скажешь, пока не поговоришь с ним.
– Скажу. Полицейские за мной сейчас сюда приедут.
– Что значит сюда приедут? Не могут они вот так разъезжать и забирать девочек в участок.
Итак, гроза началась. Элли была в самом ее эпицентре, прямо сейчас, и ничего поделать было нельзя. Она вдруг ощутила странный покой, словно вышла из тела и теперь смотрела на себя со стороны.
– В ту ночь у меня в голове все перемешалось, мам, – то, что случилось, то, что я увидела, – стерлась разница между правдой и ложью. Когда Тома арестовали, мне не хотелось, чтобы у него были неприятности, вот я и сказала, что ничего не видела. Думала, все само собой разрешится.
Ее мать напряженно ссутулилась, сидя на качелях.
– А все и разрешится. Мы же вчера за столом все обсудили.
– Нет, мам. Слишком поздно уже. Новые адвокаты, одежда, туфли – ерунда все это. Мам, выслушай меня, послушай хотя бы минутку. Можешь ты это сделать?
Мать кивнула; в ее глазах блестели слезы.
– Я сама себя пыталась убедить, что Карин во всем виновата – она была пьяна, она лгунья, завидует нам, потому что живет в бедном доме, и разозлилась на Тома, что тот не захотел с ней встречаться. Какие только отговорки я не придумывала. Слепила из нее какое-то чудовище, а ведь я ее даже не знаю. Мы всего-то два раза разговаривали. – Элли взглянула на лужайку. Дрозд выдергивал червяка из земли на клумбе. Солнечные лучи у забора пробивались сквозь кроны деревьев. – Я чуть с ума не сошла, пытаясь убедить себя, что Том невиновен, но больше так не могу. Я должна сказать правду. Сейчас же.
Мать зажала рот ладонями, не желая верить, а может быть, придумывая новые оправдания своему сыну. Элли ее понимала. Она сама несколько недель делала то же самое.
– Мам, – прошептала Элли, уставившись в одну точку, – кажется, стучат.
Они прислушались. Звук повторился. Стучали настойчиво.
Мать схватила ее за руку:
– Не открывай.
– Я должна.
– Ничего ты не должна. Сделай вид, что не слышишь. Они уйдут.
Элли сомневалась. Скорее они снесут дверь или вломятся через окно. По опыту она знала: чем больше разозлить людей, тем хуже потом.
– Я открою.
На газоне перед домом стояли мужчина и женщина в гражданском. В руках у них не было ни дубинок, ни наручников. Они даже приехали не на полицейской машине, за воротами стоял простой белый автомобиль. Увидев Элли, вышедшую из-за дома им навстречу, они, кажется, удивились, но быстро спрятали изумление за улыбками.
– Добрый день, – проговорила женщина. – Помнишь нас? Мы с тобой пару недель назад встречались. Я детектив Томас, а это мой коллега, детектив Брайс.
Мужчина приветливо помахал ей рукой.
– Элли, мы хотим задать тебе еще пару вопросов, – продолжала женщина. – И попросить, если можно, чтобы ты поехала с нами в участок.
Но Элли не успела ничего ответить, распахнулась входная дверь, и на крыльцо вышел Том. На нем были майка и спортивные шорты, волосы торчали во все стороны.
– Что тут происходит?
Элли покачала головой, пытаясь знаками сообщить ему, что лучше бы он шел в дом.
– Что происходит, Элли?
Ну, как она могла ответить? Стоит задуматься лишь на секунду, чем обернется для него ее разговор с полицией, и она точно передумает. Видимо, женщина-детектив поняла это, потому что тут же взяла Элли за рукав и тихонько подтолкнула ее к воротам:
– Сюда, пожалуйста.
– Нет, – выкрикнул Том. – Вы не можете так просто ее увести! У вас ордер есть?
Он сбежал вниз по ступеням, но второй детектив преградил ему дорогу:
– Прошу вас, сэр, не вмешивайтесь. Ваша сестра не сделала ничего плохого, и мы не собираемся ее арестовывать. Вам не о чем волноваться.
Том попытался прорваться к воротам. Это было ужасно. В его глазах промелькнул страх.
– Мне надо с ней поговорить!
– Боюсь, не могу позволить вам этого сделать.
– Она же не арестована, вы не можете мне помешать.
– Прошу вас, сэр, вы должны успокоиться. Мы очень быстро закончим, и она вернется домой в целости и сохранности, уверяю вас.
Элли сделала шаг ему навстречу:
– Иди в дом, Том. Я знаю, что делаю.
– И что это значит?
Она осмелилась взглянуть ему в глаза:
– Ты знаешь.
Том покачал головой. Закусил губу. Взглянул себе под ноги, затем вверх, на небо. На крыльцо вышла мать. Наверное, прошла через кухню. Она надела пальто и взяла сумку.
Том схватил ее за рукав:
– Останови ее, мам! Не пускай! Она накрыла его руку своей:
– Скажи отцу, где мы. Пусть едет домой и побудет с тобой.
Том встревожился не на шутку:
– Ты с ней поедешь? – Он споткнулся, взялся за дверной косяк, чтобы не упасть. – У них даже ордера нет.
– Знаю.
Она сняла с крючка ключи от дома.
– Отец будет в бешенстве.
– А как же! – Она попыталась поцеловать его, но он отвернулся, достал телефон и начал набивать номер:
– Все, я ему звоню. Сейчас расскажу, что вы тут творите.
Мать с грустью взглянула на него.
– Я не только твоя мама. А ее тоже, – сказала она, застегнула пальто и спустилась по ступенькам.
Сорок два
– Вы уверены, что моей дочери не полагается адвокат?
Детектив Томас вздохнула:
– Она здесь по своей воле, поэтому законный представитель ей не требуется. Я, кажется, уже объясняла вам в машине. – Она сложила руки на столе. – Когда мой коллега вернется, он проводит вас в комнату ожидания, миссис Паркер. Вам же там удобнее подождать?
– Нет.
Мать взяла Элли за руку и крепко сжала ее. То, что мама осмелилась поехать с ней, не посоветовавшись с отцом, показалось Элли чудом, лучом света в темноте. Она даже заплакала от радости.
– Возьми, – сказала мать, достала бумажный платок из кармана, развернула его и протянула Элли.
Вернулся детектив Брайс и принес кофе в пластиковых стаканчиках и простое печенье, разложенное на тарелке:
– Ну, как вы? Все в порядке?
Добрый полицейский – тот, что только строчит в своем блокнотике и приносит кофе.