— Привет, мать. Я трудом тебя нашел, — недовольно пробурчал он. — Сына то пустишь или мне здесь торчать?
Нина засуетилась, открыла калитку. Виктор прошел в дом, осматривая обстановку с непроницаемым лицом.
— Где ты меня поселишь? — спросил он, Нина указала на комнату, в которой они еще не успели сделать ремонт. Виктор скривился, но ничего не ответил.
— Ты на долго?
— Как пойдет, — буркнул Виктор. — Дай поесть, а то я только с поезда. Почти сутки не ел. Где твой?
— Паша завтра должен вернуться из рейса. Может ты сначала душ примешь, пока я на стол накрываю?
Нина достала чистое полотенце. Пока Виктор мылся, она застелила ему постель, потом стала накрывать на стол, позвонила Паше.
— Паш, ко мне Виктор приехал. Ты не против?
— Нет, конечно. Это же твой сын. Я уже близко, завтра рано утром буду, встречай, любимая.
За столом Виктор почти не разговаривал, на вопросы матери отвечал односложно да-нет. Только сказал, что заезжал домой, а дверь закрыта. Кое-как узнал ее новый адрес и приехал.
— Так все-таки, на долго приехал? Если что, мы собирались с Пашей съездить домой, надо документы на развод с Трофимом оформить. Можешь поехать с нами.
— Нечего мне там делать, здесь пока побуду.
Утром Нина поднялась рано, ожидая возвращения Павла. Он, как обычно приехал к ней с букетом полевых цветов, долго целовал ее у калитки. Они так и вошли в дом, обнявшись за талию.
— Иди в душ, я пока завтрак сделаю, — сказала Нина, целуя Павла в щеку.
В это время из комнаты вышел заспанный Виктор, который острым неприятным взглядом впился в лицо Павла.
— Ты бы поздоровался, — сказала Нина.
— Здрасьте, — буркнул Виктор. — Кормить сегодня будут?
— Умойся сначала, — ответила Нина и поспешила к плите.
Павел с интересом рассматривал здорового парня, который вымахал на пол головы выше него. Явно пошел в отцовскую породу. Его взгляд из-под бровей не сулил ничего хорошего. «Надо с Ниной поговорить, что нечего этому великовозрастному жить с нами. Хлебнем еще горя с ним», предчувствие так и било ему в голову. Он взял сменное белье, полотенце и ушел в душ.
За столом царила гнетущая тишина. Виктор продолжал рассматривать их с Ниной из-под своих густых бровей.
— Витя, ты говорил, что домой заезжал. Как там дела? — начала Нина, чтобы как-то разбавить тишину.
— Заезжал, да никого не видел. У соседки узнал куда ты уехала и сразу к тебе. Ты же ключи от квартиры не оставила, — с упреком и раздражением ответил парень.
— Чем будешь заниматься? — решил Павел спросить его. — Может чем помочь, устроить на работу? Рабочие руки везде нужны.
— Пока не знаю. Осмотрюсь, — ответил Виктор.
После завтрака Виктор зашел в комнату, закрыл за собой дверь. Нина и Павел ушли к себе. Он стал рассказывать женщине, как прошел рейс. Она все время шикала, чтобы он говорил тише, не мешал сыну.
С появлением Виктора в доме поселилась тишина и напряженность. Нина не знала, как себя вести с мужчинами. Сын не хотел идти на контакт с Павлом, последний не стремился разговаривать с Виктором. Павел еще раз спросил, чем тот собирается заниматься и снова парень резко ответил, что еще не решил.
За два дня до того, как они решили выехать в родной город, Павел вернулся домой расстроенным:
— Нина, придется уйти в рейс в Польшу. Борис заболел, а Макс ушел в Уфу. Больше некому.
— И на долго? — Расстроенно спросила Нина.
— Не знаю, как пойдет. Сейчас на границе долго стоят. Там Михалыч еще сказал, что возможно придется в Германию заехать, груз забрать, чтобы пустым не возвращаться.
— Как же поездка?
— Нин, давай ты с Виктором поедешь, сама все решишь? Я сейчас на вокзал смотаюсь, билеты вам возьму.
— Я никуда не поеду, — к ним подошел Виктор, который услышал их разговор. — Я решил здесь пожить. Если мать хочет, пусть одна едет.
— Я одна не поеду. Давай ты из рейса вернешься, тогда решим?
Какое-то смутное предчувствие возникло у Павла, что Нина так никуда и не поедет. Но все равно кивнул головой, соглашаясь с ней.
В рейсе Павел пробыл без малого месяц. Возникли трудности с таможней, пришлось еще раз из Германии заезжать в Польшу, оставить там часть груза. Когда он вернулся домой, изменения в Нине ему совсем не понравились. У нее снова из глаз ушла искра, лицо все больше хмурилось.