— Нет.
Она удивилась. Потом решительно поднялась. Может, он и будущий король, но она — английская леди.
— Я хотела бы вернуться к занятиям с госпожой Ранитой.
— Несмотря на ее неспособность вымолвить доброе слово?
— Мне проще терпеть ее плохое отношение, чем ваше.
— Почему?
На глаза Гвендолин навернулись слезы. Неделю назад ей и в голову бы не пришло, что можно испытывать столь сильные чувства.
— Почему? — повторил Нараян Бахадур.
— Потому что вы мне нравитесь, — не выдержала она. — Потому что не хочу, чтобы вы проявили себя мелочным, или недоброжелательным, или нетерпимым. Или жестоким. Конечно, Гвен отнюдь не безупречна, но совершенных людей на свете нет. Но даже те, кто далек от совершенства, заслуживают того, чтобы их любили и уважали.
— Я извинился…
— Нет. Вернее, не от чистого сердца. — Ее нижняя губа предательски задрожала. — Сегодня ее день рождения, и я не думаю, что она заслуживает…
— Я знаю, что сегодня ее день рождения! — воскликнул Нараян Бахадур. — Именно поэтому вы сейчас со мной. Я хотел, чтобы мы отпраздновали это событие вместе.
Гвендолин изо всех сил старалась успокоиться и не заплакать.
— Откуда… Как вы узнали про ее день рождения? Она ведь вам не нравится.
Принц поднялся, наклонился через стол, приподнял рукой ее подбородок и нежно поцеловал.
— Но вы мне очень нравитесь, — сказал он и снова поцеловал. — Ты мне очень нравишься. Настолько, что я постарался узнать о тебе и твоей семье все, что только возможно.
— Правда? — Гвендолин не моргала, потому что тогда слезы бы обязательно потекли. — Тогда скажи, сколько ей исполнилось лет.
— Двадцать семь. — Нараян Бахадур поймал висящую на реснице слезинку. — И я знаю, ты беспокоишься, что она еще не замужем.
Гвендолин оттолкнула его руку.
— Она не настолько стара.
— Но ей давно уже пора обзавестись мужем, правда? — И чтобы показать, что дразнит ее, принц снова поцеловал Гвендолин легким, почти невесомым поцелуем.
Но когда его губы коснулись ее, что-то произошло. Внезапно исчезла вся сдержанность. Все благие намерения испарились. Вместо них вспыхнули неистовые, бурные эмоции, обратившие нежный поцелуй в яростную схватку желаний. Гвендолин случалось и прежде испытывать вожделение, но никогда такой силы. У нее захватило дух, напряглись и заныли все мускулы, заболела грудь.
Она обхватила руками его шею. А он припал губами к ее губам, раздвинул их языком и принялся ласкать, пробовать, дразнить ее язык, показав, что, хотя раньше был нежен, способен и на бешеную требовательную страсть.
Гвендолин прильнула к нему, приветствуя силу его желания. Всю свою жизнь она жаждала страсти и нашла ее здесь и сейчас — с ним, с Нараяном Бахадуром. Это потрясло ее.
Он поднял голову, погладил ее по щеке.
— Прости меня. Пожалуйста.
— Конечно. — Она с трудом улыбнулась — настоящий подвиг, учитывая пожирающее ее пламя желания. Никогда еще прерванный поцелуй не вызывал такой горечи. — И Гвен тоже прощает тебя.
— Тогда мы все-таки можем завтраком отметить ее праздник?
— Да, — чуть грустно усмехнулась Гвендолин.
— И мы можем начать сначала, сделать вид, что ничего не произошло?
Она хрипловато рассмеялась.
— Ты настолько хороший актер?
— Это зависит от того, насколько ты хорошая актриса.
Гвендолин вспомнила последние дни.
— Никакая. — Она снова засмеялась, на сей раз над собой. — Нет, ужасная. Мне и в школе не поручали никаких ролей, даже самых маленьких и простых. Помню, однажды… О Господи, — осеклась вдруг Гвендолин и покраснела, — ты превратил меня в настоящую болтушку.
Нараян Бахадур махнул рукой, и появившийся слуга наполнил чашки свежим кофе.
— Ты совсем не болтушка, Беатрис. Мне приходится работать как каторжнику, чтобы чуть-чуть разговорить тебя.
Гвендолин подняла взгляд на вазу с цветами, провела кончиками пальцев по нежным розовым лепесткам.
— Мужчины любят молчаливых женщин.
Нараян Бахадур чуть не поперхнулся кофе.
— Поверить не могу, что ты говоришь такое!