— Да нет, — сказал я, — возьми.
И она забрала у меня бокал. Улыбнулась и принялась неторопливо потягивать напиток.
— Ух ты, приятный вкус — Кюрасао, тоник и Муцуки, — пробормотала она себе под нос.
Я поднялся.
— Пойду-ка я наполню ванну.
Наверное, в действительности для Секо это ничего не значило. На свой лад она была довольно простодушна. Но иногда она меня смущала… Ее беззащитные речи, ее наивные, доверчивые взгляды и улыбки… Что делать с подобными чувствами, я не очень-то знал. Но как могла она столь небрежно принимать такие кардинальные решения? Медленно, но верно она изолировала себя от мира, где обитали ее родители, Мидзухо, все, кого ей когда-нибудь доводилось любить. Любопытно, осознавала ли она сама, что делает?
— Ты ванну наполняешь? — В глазах Секо плясали веселые чертики. — Слушай, а давай нальем в ванну холодной воды и пустим туда рыбку? Получится плавательный бассейн для золотой рыбки! А мы сможем вести записи, за сколько минут ей удастся доплыть от одного края ванны до другого. Будем отмечать ее успехи. Знаешь, как с цветами делают, — с пурпурными вьюнками, или как их там? Посмотрим, какого прогресса она добьется за лето.
— Весьма поэтично.
— И ужас, до чего забавно! — Секо пришла в восторг, но в восхищении ее уже читалось, каким оно будет мимолетным. Смотреть на это почти что причиняло боль…
Я переключил воду с горячей на холодную и открыл кран. Вода с шумом хлынула в ванну. Я слышал, как в гостиной напевает Секо:
Может, мне самому сходить и поговорить с Мидзухо? Она заслуживает объяснений. Да и родители Секо — тоже, коли уж на то пошло. Мы и так уже залгались — дальше некуда.
— Му-цу-у-ки-и! — завопила Секо. — Хочешь немножко рыбьего корма? Он, правда, жесткий, сухой и жутко воняет… зато сможешь, типа, ощутить, каково это — быть золотой рыбкой!
— Нет. Я, пожалуй, пас. Спасибо, — ответил я, вытирая ноги о коврик.
Еще четверть часа — и ванна будет полна. Я решил: а нарисую-ка я таблицу. Такую, чтоб прогресс золотой рыбки был виден с первого взгляда. Хороший подарок для Секо. В мыслях моих уже возникала картинка: золотая рыбка в ванне, легко и изящно плавающая в холодной воде…
Июль и пришельцы из космоса
Просыпаюсь, когда свет уже струится сквозь опущенные шторы, разрисовывает полосами простыни. Поворачиваюсь. Отбрасываю одеяло, обнимаю подушку. Муцуки уже уехал на работу, кровать его, стоящая рядом с моей, тщательно застелена. Окидываю комнату взглядом. Замечаю пылинки, настолько крошечные, что и не увидишь, пока солнце не поймает лучами. Ничто не сравнится с негой и ленью летнего утра.
В гостиной чуть слышно жужжит вентилятор. Комната кажется пустой. Чуть слышно звучит музыка — органная пьеса Фрескобальди. Золотая рыбка плавает в своем аквариуме. В холодильнике меня ждет свежий салат. Комната ослепительно белая, каждый предмет в ней строго на своем месте. Довольно долго я стою неподвижно, голова еще тяжелая со сна. Что же это такое? Что заставляет чувствовать себя так тревожно и неуютно в идеальном пространстве, созданном Муцуки специально для меня?
Возвращаюсь в спальню. Открываю шкаф. Один за другим достаю костюмы Муцуки, пристально их разглядываю. Комната по-прежнему исполосована солнечными лучами. Раскладываю вещи на кровати и пытаюсь вспомнить, как выглядят они на Муцуки. Мне необходимо убедить себя, что он существует в реальности, что он действительно мой муж.
Вот они, появляются предмет за предметом — пиджаки и джинсы, футболки, две пары туфель… Когда я наконец прихожу в себя и успокаиваюсь, я практически погребена под заполонившей кровать грудой шмоток Муцуки. Принимаю ванну. Съедаю салат. В нем — полным-полно редисок, вкусных, красных, маленьких, хрустящих. Только бы Муцуки поторопился, только бы поскорее пришел домой. Смотрю на часы — еще и одиннадцати нет.
Звонят в дверь. Открываю. Обнаруживаю стоящего на пороге Кона.
— Привет-привет, — говорит он, лицо — радостное, светлое, словно у пришельца из иных миров. — Классный денек, точно?
Пришелец скидывает туфли. Входит. Уютно сворачивается клубочком на диване.
— Принести тебе что-нибудь выпить? — спрашиваю. А что еще делать-то? Стою рядом с ним, прямо как официантка в ожидании заказа.
— Я буду апельсиновый сок. — Он отвечает сразу, будто только этого вопроса от меня и ждал. Улыбается. Он, судя по всему, совсем недавно вылез из постели, шелковистые волосы — еще спутанные со сна. — Только проследи, чтоб сок был свежевыжатый…
Я уже у холодильника, наклоняюсь за коробкой с апельсинами.
Сок, густой, как сироп, льется из соковыжималки, в которой я давлю апельсины, и липнет к рукам. Когда попадает под заусенцы, чувствительно пощипывает. Слизываю сок с кончиков пальцев, на вкус он горчит.
— Вот это жизнь. Болтаешься по дому, ни хрена не делаешь, рядом — хозяюшка, выходной…
— Только сейчас никакой не выходной. А я тебе не жена.
— Жалость какая. — Кон гнусно ухмыляется. — Эх, мне бы тоже жену…
Совершенно очевидно, что он и сам не верит в свои слова. Я смеюсь. Кладу в бокал немного льда и наполняю его апельсиновым соком.
— Жена? Да ведь это же женщина, хочешь ты или нет, — говорю.
Поразительно, как мгновенно посерьезнел Кон.
— Да. Наверное, ты права. Про жен мужского пола я сроду не слышал. Но я не всех мужиков подряд люблю — только Муцуки, — говорит он в лоб, словно в этом нет ровно ничего особенного.
— А, ну да… — Сердце мое на мгновение замирает. Мы с ним чувствуем совершенно одно и то же!
— Эй, эти апельсины — они что, калифорнийские? — Кон отворачивается, склоняется к своему высокому бокалу с соком.
— Ага. — Я понятия не имею, откуда эти апельсины, но киваю.
Вид у Кона удовлетворенный.
— Так я и подумал. Которые из Флориды — те не такие сладкие.
Идея навестить Муцуки в больнице принадлежала Кону. Кон сказал — они уже двенадцать лет как вместе, а он еще ни разу не видел, какую рожу Муцуки строит на работе. Я тоже не видела, отвечаю…
— На том и порешили, — заявляет Кон и небрежно так кивает. — Нет, мы совершенно стопудово туда отправляемся! И кстати говоря, прикинь, будет круто — его жена и парень заявляются к нему в гости одновременно!
Круто или не круто — меня волновало мало. Интересовало меня другое — каков Муцуки со своими пациентами? Хотелось взглянуть на него с профессиональной стороны.
На улицах почти никого не было, так что с автобусными пересадками проблем у нас не возникло. И вот оно, краснокирпичное здание больницы, словно дремлющее на послеполуденном солнце. Сообщаем свои имена молоденькой медсестре в регистратуре, она указывает нам в сторону холла.
— Садитесь, прошу вас, — говорит она деловито.
Испытываю острый приступ дежа-вю. Я абсолютно уверена — все это со мной однажды уже происходило.
Кон окидывает помещение острым, всепроникающим взглядом и еле слышно бормочет:
— Не самое приятное местечко для работы!
Я обозреваю множество людей в зале ожидания, пытаюсь угадать — что же они здесь делают? Вон тот, наверное, пришел на прием, а этот — просто навещает кого-то… Пациентов отличить легко, они все в больничных халатах, и на лицах у них у всех — одно и то же отсутствующее выражение.
— Боюсь, что доктора Кишиды в данный момент здесь нет. — К нам просеменила другая медсестра, постарше той, с которой мы говорили раньше. — Он должен вернуться через час или около того. Желаете его подождать или предпочитаете оставить сообщение?