До того как мы поженились, я считала перепады настроений у Джеффа проявлением тонкости натуры. Тогда он еще не просек, что может на мне срываться. А может, знал, но выжидал. После свадьбы его раздражение стало искать выход – потекло струйкой, затем ручейком, наконец, хлынуло потоком, потому что его никто не сдерживал. На смену шиканью пришло командное «Тихо!», которое превратилось в «Заткнись!», когда я смеялась с Кэти по телефону в другой комнате.
Кэти пошевелилась во сне, точно говоря: Я помню. Продолжай.
Я превратилась в ивовый прут, улавливающий настроение, дрожащий при малейшем изменении, дергающийся от всего нестабильного. Любая эмоция, даже радость, сигнализировала о том, что может последовать разлад. Позже я поняла, что, в отличие от отца, у Джеффа настроение зависело от выигрышей и проигрышей за карточным столом, о чем я не догадывалась. Он оставил нас почти нищими, и на похоронах я думала только об одном: У меня все наладится. У нас все наладится. Я думала только о финансовых утратах, а не об утрате Джеффа.
И когда месяцы спустя после его смерти на почте или заправке мне говорили: Соболезную твоей утрате, я думала: Да, плакали денежки. А потом спохватывалась: Нет, она же про Джеффа. Джефф умер. Я испытывала очень сложный букет переживаний. Джефф был харизматичным, чувствительным, подлым и знал, что я никуда не денусь, потому что без своеволия, развитого с детства, из оков брака с ребенком не вырваться.
Я снова чуть поменяла позу и посмотрела на спящую Кэти. Ее веки подрагивали, и я вспомнила, как она спросила меня, услышав в телефоне окрик Джеффа, когда я была беременной:
– Он всегда такой, а ты мне не говорила?
И я сказала:
– Нет.
Но, возможно, он всегда был таким. Просто это было неочевидно, и мое подсознание воспринимало это как известное, присущее Джеффу, тогда как сознание сосредотачивалось на его губах и чувстве юмора.
Когда я проверила наши сбережения, чтобы оплатить похороны, и выяснила, что денежки тю-тю, когда коллекторы пожаловали в связи с сумасшедшей задолженностью по кредитной карте и я узнала о пристрастии Джеффа к азартным играм, я испытала потрясение, изумление и чувство мгновенного освобождения. Вопрос о том, почему я скоропалительно вышла на работу, ни у кого не возникал. У меня не было другого выхода. Мы были в долгах. Но для меня это означало отсутствие чувства вины. Это избавляло моего ребенка от жизни в несчастной семье типа той, в которой росла я, и последствия жизни в которой расхлебывала по сей день. Мы были свободны! Мы заплатили цену. Жестокую, да, но тем не менее.
Когда окружающие поражались моей способности держаться, я говорила:
– Нам его ужасно не хватает.
И отчасти это было правдой. Я же не чудовище. Иногда я добавляла:
– Хорошо быть загруженной по самую макушку – надо восстанавливать проигранное.
Это был намек на азартные склонности Джеффа, объясняющий, как я до сих пор не рехнулась. В основном люди верили.
Мало-помалу я вытягивала руку из-под плеча Кэти. Если надавить на матрас, появится вмятина, и рука высвободится. Я соскользнула с кровати и размяла пальцы, затем потянулась. Осторожно подняла и опустила на место ограждение, убедилась, что кнопка вызова находится в пределах досягаемости Кэти.
Я уже давно пришла к выводу, что бездумно пускаю людей в свою жизнь. Я ошиблась с Джеффом. Ошиблась с Холли. Моей семьей были Мэдди и Кэти, и увеличивать ее я смысла не видела.
В этом отношении мы с Холли не особенно отличались друг от друга. Холли жизнь обозлила, меня сделала трусихой. Мы были сильными сестрами по отдельности.
Глава 6
На этот случай у меня есть приложение
Полеты – рай для засонь всех мастей: гиперсомников, нарколептиков и тех, кто, по выражению медицинской общественности, страдает чрезмерной дневной сонливостью. Прибавление приставки гипер- к сонливости мне представляется крайне ироничным, но в тот момент я была слишком усталой, чтобы углубляться в дебри медицинской терминологии.
На борту лайнера компании «Дельта Эр Лайнс» ходить некуда и заняться особо нечем. Остается одно – дремать без зазрения совести. Правда, есть wi-fi, но чтобы я променяла крепкий сон на доступ к беспроводной сети? Нет уж, фигушки.
Обычно в середине дня я долго не сплю, но прошлой ночью толком отдохнуть мне не удалось. Я собирала Мэдди в Колорадо, отвечала на вопросы по поводу практики и присмотра за детьми, думала о госпитализации Кэти и гуглила про опустевшее гнездо. Поисковик подкинул обойму идей, начиная с того, что делать с найденным гнездом дрозда (оставить там, где было) и заканчивая страницей на сайте клиники Мейо, диагностирующей синдром. Страница советовала принять тот факт, что ребенок вырос, оставаться на связи, заручиться поддержкой и сохранять позитивный настрой. Вполне здравый подход, если речь идет о том, что ваш газонокосильщик перебрался в Аризону. Чего нельзя сказать про синдром, возникающий при утрате вашего эквивалента на клеточном уровне, той, которую вы год кормили грудью и по праву можете назвать собственной, – родной дочери. Даже если окончание фразы будет звучать так: «Я действую на нервы родной дочери».