Меня охватил азарт. Я торговалась на аукционе, а моими конкурентами были Холли и смерть. Поэтому я подняла руку и сказала:
– Я привезу его. Без проблем.
– Ты привезешь пса? Не смеши! – заявила Холли. – Тебе на это год потребуется. Будешь заваливаться спать в каждом «Макдоналдсе», на каждой стоянке и возле национальных памятников. В мире нет такого количества кофеина, чтобы ты бодрствовала, была в состоянии вести машину и следить за псом.
Я открыла рот, готовясь возразить, но мне было так обидно от того, насколько хорошо она меня знала, хотя мы уже не были подругами. И потом, я избегаю конфликтов, но я не врунья. Она действительно была права.
Выдав последний аргумент, Холли повернулась к Кэти.
– Если Мисти так жаль, то, может, она антигистаминные таблетки попьет?
– Она говорит, они притупляют сексуальное влечение.
– Что за чушь. Нет, в самом деле, что ли? Сейчас погуглю.
Холли достала телефон и, наклонив голову, так что пряди градуированного боба упали ей на лицо, принялась свирепо стучать по экрану ногтями с идеальным маникюром.
– Да я справлюсь, правда, – настаивала я.
Я должна была сделать что-то такое, чтобы все присутствующие поняли: ради подруги я готова рвануть на край света. А тот, кто в моих друзьях не значится, пусть пеняет на себя.
– А Мэдди может с тобой поехать? – с надеждой спросила Кэти.
– Нет. Она уезжает на практику в Колорадо.
Кэти дотронулась до моей руки, зная, в какое уныние повергает меня слово «уезжает».
– У Мэдди престижная практика в Боулдере, – пояснила она для Холли. – Она будет жить у моей двоюродной сестры и по вечерам присматривать за детьми.
– Так что все идеально складывается. Мне нужно чем-то заниматься летом. А вы, девочки, будете держать меня в курсе, пока я отправлюсь на поиски приключений, – сказала я, а у самой в голове крутилось: дома я с ума сойду, буду время от времени заходить в пустующую комнату дочери и все лето ждать приемных часов в больнице у лучшей подруги.
К моему позору и к чести всех прочих, на этом поле у меня конкурентов не было. Когда ты вдова, и гнездо пустует, дома ты никому не нужна. Я подавила зевок. Стресс подступал, круша нейронные связи, и они тухли, как свечи после рождественской мессы. Мне всегда представлялась такая картинка. Стресс провоцировал сонливость, и ее зов был непреодолим. Но у меня было не так, как в видео на ютубе, когда страдающие нарколепсией снопами валятся на землю. Я чувствовала приближение сна.
Если я собираюсь их убедить, что смогу пересечь страну из конца в конец, то прикорнуть на краешке кровати было никак нельзя. Я бросила взгляд на телефон и сказала:
– Я отскочу, надо ответить. Это Мэдди.
Я выбралась из палаты, попутно ударившись о кровать и металлический косяк, и в коридоре почувствовала себя немного лучше. Мимо, толкая большую серебристую тележку, проследовал мужчина, на голове у которого была тонкая сетка для волос. В тележке громыхали грязные тарелки. В противоположном направлении мчалась женщина в белом халате. Я проследила за ней взглядом. О том, чтобы улечься, речи не было. Я вполне могла минут десять поспать сидя. Пусть мозг получит что хочет, а потом вернется в строй.
Ведя рукой по прохладной стене, я дошла до соседней палаты и нырнула туда. Большую ее часть занимала кровать, на которой лежал полосатый больничный матрас. Я опустилась в небольшое мягкое кресло и почувствовала, как проваливаюсь в объятия сна. В этот самый момент пугающе близко прозвучал мужской голос, который сказал:
– Даже не думай об этом!
Глава 3
Нам не быть вместе
Я что-то ощущала плечом. Потряхивание. Незнакомый голос произнес:
– Мадам, с вами все в порядке?
Где-то над головой послышалось пронзительное «бип-бип!», и я открыла глаза. Попыталась сфокусироваться. Ага, дело привычное, если, конечно, можно привыкнуть к тому, что при пробуждении на тебя пялится незнакомец. Я вжалась в кресло и произнесла ну очень сонным голосом:
– Со мной полный порядок. Я отдыхаю.
А потом зачем-то добавила:
– Я не пациентка.
Трескучий женский голос раздался словно сквозь радиопомехи:
– Я могу вам помочь?
Мужской голос слишком громко, точно я была туга на ухо, повторил:
– Мы можем вам помочь?
Я помотала головой и сосредоточилась на фигуре, сидевшей передо мной на корточках. Сну, навеянному гиперсомнией, присуща такая фиговина: когда я – ненавижу употреблять этот глагол – очухиваюсь, первые впечатления – самые верные. Я вижу все непредвзято и бесцензурно. Стыдливая, патологическая любезность и боязнь конфликтов, которые подталкивают меня к тотальной редактуре, просыпаются на пару минут позже.