Сейчас, шагая с вечерних лекций, она брезгливо вспоминала об этом, на душе было отчего-то горько и беспокойно. По привычке пройдя между оградой детского сада и небольшой автостоянкой, Катя вышла к своему дому. Здесь было безлюдно и лампочка этим вечером почему-то горела лишь под козырьком последнего подъезда. В серой мгле смутно угадывались очертания стен и детской площадки, Катя вздрогнула, когда прямо перед ней выросла мужская фигура. От мужчины пахло пивным перегаром, немытым телом и плохим табаком, голос его был наглым и развязным:
— Че, гуляешь по ночам, цыпа? Не бережешь себя, а зря. Ты говорят, еще в целочках ходишь, мы вот ждем тебя с братвой, хотим проверить.
И он мерзко захихикал. Кате показалось, что вечер сразу стал холодным, когда рядом с первой выросли еще четыре мужских фигуры, плохо различаемые в далеком свете фонаря. Один из мужчин шагнул к ней, схватил за плечо, второй рукой больно сжимая грудь. Судя по всему, это ему понравилось. Кто-то из них шепеляво и манерно проговорил:
— Тащим к столику ее, пацаны, там разложим и лишим ее девства.
— Ага, пять раз! — похабно загоготал еще один. Ей показалось, что впереди, метрах в двадцати, за кустами, светится огонек сигареты. Катя изо всех сил ударила стоящего рядом насильника ногой в промежность и двумя пальцами со свежим маникюром резко ткнула в темноту, туда, откуда слышался голос.
Скорчился, взвывая, тот, что стоял рядом, а из темноты раздался громкий вопль:
— А-а-а! Бляжья мать, курва! Она мне глаза вырвала!
Катя бросилась в сторону, но блеснула сталь, в боку стало жарко и потекло что-то горячее. Ее развернули и с сиплым хеканьем ударили в живот, там тоже стало больно и горячо. Она упала, чей-то тяжелый ботинок врезался ей в лицо, хрустнул нос, сбилось дыхание от заливающей горло крови, а ее все били в спину, шею, в бок. Через жуткую, невыносимую боль вяло пробилась мысль:
— Пусть лучше так, чем то, что они для меня приготовили.
А потом ее не стало.
Глава 1
— Катрин, Катрин, очнитесь же, наконец! Что за проклятие на этом зельеварении? Каждый день травмы. Вот когда был профессор Бернс, у него ни разу не случалось такого. А сейчас даже в последний день перед каникулами чуть не убилась девочка.
Катя лежала и слушала беззлобное женское ворчание. Болела голова и слегка подташнивало, она вспомнила профессора Ланселота Бернса, который был магом-универсалом и преподавал сразу три дисциплины у них в Академии, а потом вдруг уволился и исчез. Вспомнила и испугалась. Какая Академия, какой маг Ланселот? И почему у нее болит только голова, ее убивали ножом, пинали ногами в тяжелых ботинках, ее убили!
Она резко открыла глаза и застонала от яркого света.
— Ну зачем так быстро открывать глаза? Подожди, девочка, я сейчас закрою окно.
Полная женщина быстро подошла к окну и задернула плотную штору. Катя, следящая за ней через щелочки сомкнутых век, медленно открыла глаза и огляделась. Комната была небольшой, с чистыми белыми стенами, несколькими кроватями, разделенными ширмами, сложенными сейчас. В углу стояли шкаф с какими-то флаконами и коробками, две тумбочки и кресло.
Женщина, прикрывшая окно шторой, вернулась к Кате. Несмотря на полноту, двигалась она легко и быстро, ее карие глаза смотрели ласково и участливо.
— Очнулась, голубушка? Ай, как жаль, что ты пострадала! Но ничего, все наладится, правда, голова немного поболит, а так ничего страшного. Полежишь еще или пойдешь в комнату? В академии студентов уже почти нет, все разъехались на каникулы.
Катя вдруг вспомнила классную комнату, как она стояла у котелка с зельем, помешивая его. В это время мимо прошла Линда Ферхоф и как-то нарочито толкнула ее в сторону. Она, Катя, взмахнув руками, нелепо и некрасиво покачнулась и рухнула, упав головой на угол стоящего рядом стола.
— Да что это такое? — мелькнула испуганная мысль. — Какой класс, какая Линда? Меня убили! Убили!
Она простонала, медленно поднялась с кушетки, на которой лежала и проговорила:
— Я, пожалуй, пойду к себе, немного полежу.
Женщина радостно захлопотала, помогая ей встать, одернула на ней коричневое платье почти в пол, поправила воротничок.
— Иди, милая, полежи, отдохни, а там и делами займешься.
Это было странное состояние полусна и реальности. Катя точно знала, куда ей нужно было идти, но это знание не вызывало никаких эмоций, оно было не ее, чужое. Свои же чувства она пока придерживала, не давая им вырваться на волю, ибо не знала, что с ней делается, где она и как должна поступать дальше.