Эту куклу Лу любила больше, говорила, что она похожа на настоящую миссис Энди Берк. Игрушка была у нее с собой, когда Уилли забрал ее.
— Ты уверена?
— Видишь эти швы? Я сделала их сама, потому что из куклы уже вылезала набивка, а Лу не хотела ложиться в постель без нее.
Дуг осмотрелся. Эта комната ничем не напоминала другие помещения дома. Всю ее заполняли игрушки: куклы, клоуны, барабаны, миниатюрный китайский чайный сервиз, игрушечная мебель, пианино розового дерева с пожелтевшими клавишами слоновой кости и многое-многое другое. Никогда он не видел ничего подобного.
— Что это? — спросил он после минутного смущения.
— Игрушки моей дочки, — ответила Нора.
Дуг оглянулся и увидел разбитое, облупившееся лицо одной куклы и испачканное, все в пятнах, платье другой. Подняв разбитую чашку, он сказал:
— Ты даешь это своей дочке играть?
— Нет, не я. Это Уилли дал ей. Смотри!
Нора подошла к открытому стенному шкафу и вытащила оттуда платья в стиле столетней давности.
— Это не ее одежда. — Она выдвинула ящик с ночными сорочками и шерстяными чулками. — И это тоже!
Дуг ничего не понимал.
— Разве тебе не ясно? — спросила Нора. — Посмотри на эту комнату! Это же настоящий музей!
Схватив что-то с ближайшей полки, она поднесла это к его лицу:
— Взгляни сам и скажи, что ты думаешь?
Дуг уставился на фотографию девочки.
— Это не Лу, нет! — торопливо сказала Нора. — Посмотри на обороте.
Там была надпись: Лу Терри, шести лет. Год 1896.
— Разве ты не видишь, что он делает? Он хочет, чтобы Лу заняла место его бабушки. Боже мой! Он пытается заменить моим ребенком давно умершую женщину!
Наконец Дуг понял. Господи, каково же ей!
Он поставил портрет на место и обнял Нору.
— Ничего, — попробовал он успокоить ее. — Мы найдем девочку раньше, чем он успеет причинить ей зло. Она еще маленькая, забудет обо всем, когда окажется снова с тобой.
— Ты уверен?
— Уверен, — сказал он твердо.
— Даже не знаю, что делать. То я ненавижу его, то жалею. Он сумасшедший, как ты думаешь?
— Думаю, что сумасшедший.
13
Оставив Нору, Дуг отправился на поиски телефона: необходимо было дозвониться до шерифа раньше, чем вернется Уилли с ребенком. Он обошел весь дом. Телефона не было.
— Что же делать? — отчаялась Нора.
— Один из нас должен вернуться и позвонить шерифу.
Ей было понятно, кто этот «один из нас».
— Я понимаю, ты боишься, что твой бывший муж…
— Нет, — сказала она. — Я не уйду из этого дома. Лу, только Лу!
— Но без ордера мы не можем ничего сделать. Кто-то из нас должен поехать.
— Вот ты и отправляйся!
— А если Уилли вернется, когда меня не будет? Нет, это слишком опасно.
— Поэтому я и остаюсь. Ты забыл, что он грозился сделать с Лу? Пойми, ты чужой не только для Уилли, но и для Лу тоже. Нет, — она покачала головой, — ты едешь звонить Гилду, а я остаюсь здесь.
Дуг молча взял ее за руку и повел к окну.
— Почему мы не можем воспользоваться дверью? — спросила она.
— Она на цепочке. Он узнает, что кто-то был здесь, если оставить цепочку незакрепленной.
Нора благополучно выбралась через окно и опять принялась за свое.
— Когда ты уйдешь, я спрячусь поблизости и буду его ждать.
— Я поймаю его раньше, чем он успеет зайти в дом. Обещаю, что ничего не случится с твоей дочкой.
Нора стояла возле крыльца, когда он начал протискиваться через окно, и вдруг она побежала. Он неудачно спрыгнул на землю, споткнулся, упал и повредил плечо. Пока он поднимался, женщина скрылась среди деревьев. Превозмогая боль, он устремился за ней, но нигде не нашел. Сколько он ни кричал, какие доводы ни приводил, Нора не отзывалась. Она исчезла.
Дуг подождал еще несколько минут, пока наконец не осознал, что ехать придется ему. Уилли мог появиться в любой момент, а добираться до телефона десять миль.
Он не хотел оставлять ее здесь одну, но что мог сделать?
Дуг быстро пошел среди деревьев, заметив, что скоро стемнеет, и крикнул:
— Ладно, Нора, ты выиграла. Я еду звонить. Но спрячься где-нибудь снаружи и ни за что не заходи в дом. Ты слышишь меня? Не приближайся к бывшему мужу, пока я не вернусь.
Он ругал себя за то, что не взял рацию, что не воспользовался служебной машиной, а остался в своей. Нужно было думать! Он не имел права ошибаться, оплошность дорого стоила.