Нора остановилась, проглотив слезы.
— И самое ужасное то, что я невольно этому потворствовала, из-за работы долго не замечая происходящего.
Она постаралась успокоиться, покрутила золотой ободок кольца на левой руке, затем вновь продолжила:
— Когда я сказала ему о том, что узнала от Матильды и декана английского отделения, он пришел в ярость. Я была потрясена. Уилли всегда себя контролировал, таким я его никогда не видела.
Дуг бросил на нее быстрый взгляд: всегда контролировал? Вероятно, не когда они были наедине.
— Муж заявил, что знает, как будет лучше для его дочери, и не стоит этого даже обсуждать. Именно тогда он перешел из нашей спальни в отдельную комнату — по другую сторону от детской. Этим не ограничилось. Он уволил Матильду, не посоветовавшись со мной, и каждое утро начинал заниматься с Лу раньше, чем я уходила на работу. Я не знала, что делать. Пыталась поговорить с ним, но он приходил в неистовство. Поэтому я обратилась к близкой подруге, объяснив, что произошло. Она предложила помочь Уилли в колледже. Как это сказать ему? Наконец я решилась. В итоге он… ударил меня. — Нора сжала дрожащие губы, не в силах продолжать. Вздохнула, чтобы успокоиться, и пробормотала: — Я подала на развод на следующий же день. Уилли совсем распоясался. Мне пришлось уйти из дома вместе с Лу под защиту полиции, потому что он грозил мне убийством. Он без конца звонил мне, даже на работу, говорил отвратительные вещи. Пришлось призвать его к порядку. В первый день, когда слушалось дело о разводе, Уилли проклинал судью, снова угрожал Лу и мне. Опекунство над нашей дочерью выиграла я — неуравновешенность отца была слишком очевидна. После развода я не встречала его целых три месяца. Он подстерег меня на стоянке автомашин возле продуктового магазина, когда уже стемнело. Лу была со мной. Он силой заставил нас сесть в его машину и отвез за город. Там он открыл дверь, выпихнул меня… и сказал…
— Да? — спросил Дуг увидев, что она замолчала.
— Он сказал… если я приду за Лу, он убьет ее… а потом себя.
Эти слова прозвучали для Дуга как гром среди ясного неба.
2
Не может быть! Совсем как последний случай! Нет, это выше его сил!
— Пожалуйста, вы поможете найти моего ребенка… раньше, чем он причинит ей вред?
Собираясь сразу же отказать ей, Дуг бросил взгляд на ее глаза, полные отчаяния, и быстро отвернулся. Что может означать для него помощь этой женщине? Он решил, что не будет пытаться.
— Нет.
— Ч-что вы говорите?
— Нет, я не могу вам помочь.
Она не могла поверить. Он отказывает ей после всего, что услышал! После всего, что она рассказала ему?!
— Три недели! Лу у него три недели! Один Бог знает, что может случиться, а вы говорите «нет». Значит, вы отказываетесь?
Нора начала дрожать, сама не зная от чего — от негодования или отчаяния. Зубы у нее громко стучали, к горлу подступала тошнота. Она хотела быть сильной — она должна быть сильной — ради Лу! Если бы не этот постоянный страх перед угрозой Уилли! Он хочет извести ее.
А она желала вернуть своего ребенка! Почему никто не поймет: единственное, что ей нужно, — ее дитя. Как заставить его поверить ей, почувствовать ее боль?
— Неужели вы не представляете, ч-что со мной происходит? — Сильнейшая боль, какую она когда-либо испытывала, смешивалась в ее душе со слепой яростью. — Неужели трудно понять, каково мне сейчас? Я беспомощна, одинока и не знаю, что делать дальше.
Медленно поднимаясь со стула, она смотрела ему в лицо, но он совсем не стремился встретиться с ней глазами.
— Каждый день, когда я просыпаюсь, первая моя мысль — про Лу. Я думаю, что вижу свое дитя, прижимаю к себе ее теплое тельце… — Нора скрестила руки на груди. — И чувствуя, как ее пухлые ручки обнимают меня за шею, — она положила руку на горло, — слышу, как детский голосок шепчет мне на ухо: «Я люблю тебя, мамочка.»
Тут ее голос прервался, а челюсти сжались, чтобы Дуг не услышал, как стучат у нее зубы.
— Потом я вспоминаю, — продолжала она, — что ее нет со мной… что я не могу ее найти. — Напряжение вызывало спазмы, речь ее прерывалась. — Где мне искать ее? — Она вскинула руки. — Она может быть где угодно! А я одна со своим горем, и никто — ни полиция, ни даже ФБР — не в силах вернуть моего ребенка.