Князь остановился на мгновение, прижав меня еще крепче к своему боку и сделал шаг в сторону сидевшего. Он понял, кто это был или видел его раньше? Склонив голову, Старх приветствовал его и, кашлянув, сказал:
— Вы опоздали. Оставили ее без помощи. Я спас ей жизнь и теперь заявляю свои права на нее. Я беру Дарью в жены. Она согласилась остаться в нашем мире, со мной.
Старик покивал головой, как будто соглашаясь, и сказал:
— Я вот сейчас не ВИЖУ ее здесь, с вами.
— Вы не имеете на нее никаких прав. Все решает ее добрая воля. Даша, скажи.
Я дернулась, но сказать ничего не успела. Старик ответил, спокойно глядя на нас:
— Я клянусь, что без ее согласия не верну ее домой. Девочка, подойди, сядь здесь, мы просто поговорим.
— Она никуда не пойдет.
— Князь, вы забываетесь, — процедил старик ледяным тоном, — у вас или ваших предков есть основание не доверять нам?
— Нет… Нет, но я чувствую, что вы что-то задумали и не жду ничего хорошего.
— Мы просто поговорим, — медленно и спокойно сказал старик, — вы не должны давить на нее. У нее должна быть свобода выбора. Что вы так переживаете, если уверены в ее решении? Девочка, подойди.
Князь нехотя разжал руку на моей талии. Неотрывно сопровождая меня взглядом, он сжимал и разжимал кулаки. А я, оглядываясь, подошла и села рядом со стариком. Внутри все замерло. В голове — ни одной мысли. Он погладил меня по голове, вздохнул и сказал:
— Ты, конечно же, знаешь, что у князя до тебя были женщины?
— Он сам мне сказал об этом. Да я и сама тоже…
— Когда он вернулся с территории Хранителя, то действительно — отпустил домой своих официальных наложниц. Да, в этом мире иметь штат любовниц это не преступление и даже не дурной тон.
Я ободряюще улыбнулась князю и повторила его слова:
— Слышать это не очень приятно, но для меня это не имеет решающего значения, если все это было до меня.
Старх напряженно смотрел на меня и в его лице что-то изменилось. Я насторожилась.
— Няне он рассказал о тебе все. Он очень доверял ей. И был раньше влюблен в ее племянницу, но она была недоступна, как наложница — у женщины на свою кровь были другие планы. Когда она узнала, что появилась угроза в твоем лице, то поняла, что придется использовать последний шанс. Вечером она прислала девушку в его покои. Князь тогда думал, что ты для него потеряна, был опечален этим и расстроен (он только что слушал твою песню), устал после трудного дня и не устоял. Утешение было нужно ему, и он получил его в полной мере. Князь, я не солгал? Вам не кажется, что я отношусь к вам предвзято?
— Все так, — отвечал князь, не глядя на него и всматриваясь в мое лицо. Оно окаменело. Я понимала, что это не конец, что будет продолжение.
— Девица утешала князя каждую ночь в течение четырех месяцев. Других он не брал, видимо эта устраивала его полностью. Она и жила уже в его покоях, но тут ты перестала петь и князь уехал. Вернувшись, он привез тебя и опрометчиво поручил няне, перед этим отослав племянницу в отчий дом с вознаграждением. Я ничего не напутал?
— Нет. Я привез ту, что была нужна мне больше жизни. Другие стали не нужны. Я очень виноват перед Лииной, дав ей ложную надежду.
— Да, о вине перед Дашей никто и не говорит — ее не было рядом, вы друг другу ничего не обещали. Вы, князь, даже не были ей больше обязаны — отдали долг жизни.
— Чего вы добиваетесь своим рассказом? — спросил князь, не отрывая глаз от моего помертвевшего лица, — я люблю Дарью, мне никто больше не нужен, Лиина не вернется во дворец никогда. Зачем вообще было вспоминать о ней?
— Затем, что я просто соблюдаю хронологию… Даша выздоравливала, хорошела. У вас вскоре появилась возможность поговорить, объясниться. Вы, князь, своей большой любовью сумели произвести нужное впечатление и вам ответили взаимностью.
— Почему в вашем голосе сквозит ирония? Вы сомневаетесь в моей любви, намекаете на некую корысть с моей стороны?
— О, нет! Мы умеем ВИДЕТЬ. Даша, он действительно тебя любит.
— Тогда к чему все это, я же вижу — этот разговор Даше неприятен. Мы сами объяснимся и выясним в чем дело, я не понимаю — к чему вы сейчас клоните?
— Дело в том, Даша, что в течение месяца пока ты болела, князь отнюдь не соблюдал целибат. Пусть и не каждый день, но его покои посещали девицы из штата прислуги. Твои горничные тоже побывали там. Нет, он их не заставлял, не насиловал. Все было на добровольных началах, более того — они спорили об очередности — это такая честь и князь очень умел и опытен. Последняя побывала у него не далее, как вчера. Я не соврал, князь?
— Чего ты добиваешься, старик?! — взревел князь, — ты знаешь, что это ничего не значило для меня. Ты мужчина или был им, ты должен понимать, каково это — любить, желать всей душой и телом и бояться испугать напором и натиском. Я лишний шаг боялся сделать, чтобы не отпугнуть ее! Я не привык поститься!
Ты, бывший мужчина, знаешь, как это — видеть, прикасаться, почти сходя с ума от запаха ее волос и не иметь возможности сделать своей? Я не привык к воздержанию. Меня скручивало по ночам от желания. А она была рядом. Я боялся наброситься на нее, как зверь, и все испортить. Я ждал ее, только ее, она со мной и ты пытаешься все испоганить? Ты умеешь ВИДЕТЬ, так скажи ты ей, что я не любил никого из них, это ничего для меня не значило. Просто нужно было сбросить дикое напряжение, чтобы смочь спокойно разговаривать с ней! Скажи, что ты ВИДИШЬ?!
— Даша, — сказал старик, глядя в мое застывшее лицо, — он говорит правду. Он действительно тебя любит. И верность будет хранить, пока ты рядом. В вашем доме не будет других женщин. Но вот в поездках по княжеству принято дарить на ночь такому важному гостю самую красивую женщину в доме.
— Это закон гостеприимства. Я поступаю так же. Ты что, хочешь сказать, что я с кем-то поделюсь ею? Это не так! Не передергивай, это добровольное дело.
— А еще военные стычки. Там разрешения не спрашивают.
— Это ничего не значит для меня! Даша!
Я не могла выйти из ступора, что-то ответить, двинуться не могла… Шок… Потом будет больно, очень больно. А сейчас я не чувствовала ничего, только пустоту внутри. По щекам сами собой потекли слезы.
— Что ты с ней сделал, что с ней? Почему она плачет? Что ты ВИДИШЬ?
— То, как ты проводил ночи, ничего не значит для тебя, но все меняет для нее. Она воспитана иначе, и твои ночные игры считает изменой, тяжким предательством. Она оплакивает свою любовь к тебе. Она считает, что ты не способен на верность любимой женщине. Она никогда больше не сможет верить тебе. Она считает, что если мужчина любит женщину по-настоящему, то других для него не существует, он не видит их, не смотрит на них.
— Да я и не смотрел на них! Я брал их прямо у двери, не глянув, кого мне привели! Они для меня — ничто! — прорычал князь, делая шаг к нам и натыкаясь на невидимую преграду.