Родион словно нарочно дразнил ее. То слегка, почти неощутимо прикусывал кожу, тут же обводя это место языком. То поглаживал подушечками пальцев внутреннюю сторону бедра, как-то безошибочно угадав, что Катя начинает ужасно от этого заводиться. И только когда Лавровой начало казаться, что она просто взорвется от напряжения, она почувствовала, как его губы коснулись ее там, где пульсировало желание, сводя с ума. Женщина сдавленно охнула, качнув бедрами навстречу его ласкам, замерла, впившись ногтями в ладонь. На несколько секунд забыла, как дышать, жадно впитывая прикосновения его губ и языка, то мучительно-медленные, то жаркие и нетерпеливые. Казалось, курсанту самому нравился процесс, нравилось реакция Кати на его действия, ее судорожные прерывистые вздохи, порой переходящие в стоны… На секунду замер, чувствуя ее жар, а затем снова проник внутрь, лаская уже там. И почти моментально услышал негромкий, протяжный стон, полный такого искреннего, почти дикого удовольствия, что сам ощутил горячую волну, пробежавшую вдоль позвоночника.
— З-зачем вы… — сбивчиво пробормотала Катя, поспешно поправляя платье и чувствуя, как щеки заливает яростная краска смущения.
— Ну вам же понравилось, — невозмутимо, словно ничего не произошло, ответил курсант и бережно поправил Лавровой бесстыдно задранное платье. Затем поднял голову и посмотрел прямо ей в глаза, словно ища ответ на вопрос. Провел языком по губам, чувствуя ее вкус и подумал, что и сам получил немалое удовольствие от случившегося. Куратор вспыхнула еще сильнее и поспешно опустила голову. Родион усмехнулся, отлично помня, как она страстно стонала и двигалась, без слов умоляя его продолжать. И как только такая женщина до сих пор одна?
Долгов приподнялся, упираясь ладонью в спинку сиденья рядом с Катиным плечом.
— Вы великолепная женщина, Екатерина Андреевна, — сказал тихо, голос сорвался на легкую хрипотцу, и Катя почувствовала, как раскаленные мурашки волной прокатились по телу, с готовностью откликнувшемуся на эту интимную, слишком откровенную интонацию.
Лаврова смогла выдохнуть только когда когда Долгов наконец вновь занял водительское место. Больше всего хотелось выскочить из машины, лишь бы не видеть этого парня, ласкавшего ее с таким упоением и без малейшего стыда. Меньше всего хотелось думать о том, почему позволила это все, почему допустила… Все мужчины, пусть и вызывавшие у нее симпатию, не подпускались даже к ее квартире, не говоря уж спальне. И вот этот нахальный парень, моментально перевернувший ее жизнь, упрямо пытающийся добиться… Чего добиться? Просто затащить ее в постель? Бред. Она мало похожа на женщину, о ночи с которой может мечтать мужчина. Это Катя усвоила еще давно, будучи совсем юной и глупой. Глупой, если позволила себе случайную связь с человеком, не вызывавшим у нее ровным счетом ничего. Наверное поэтому и осталась эта связь в памяти как нечто бессмысленное, нелепое и даже неприятное. Повторять подобный опыт не было ни времени, ни желания. Да и смысла во всем этом Лаврова не видела, у нее и без того было чем заняться: учеба, потом работа, друзья, увлечения… Совсем не хотелось усложнять себе жизнь отношениями, а мысль о случайном интиме и вовсе вызывала брезгливость. Вызывала. Только не сегодня, когда буквально растворялась в прикосновениях своего курсанта. Своего. Курсанта. Блин. Просто блин. Как она, с ее репутацией железной леди, разумной и хладнокровной барышни, позволила себе подобное? Где ее хваленая рассудочность, умение держать себя в руках?..
Машина мягко притормозила, и Лаврова буквально вылетела из салона, прерывая сеанс психоанализа. Долгов проводил ее взглядом и откинулся на сиденье, даже не удивляясь, что воспитанная леди не потрудилась попрощаться. Снова облизнул губы и улыбнулся. Ничего, Екатерина Андреевна, когда-нибудь вы привыкнете и перестанете смущаться от подобных вещей, это я вам обещаю…
========== Часть 10 ==========
— Ну что, господа курсанты, вчера вы решили отрабатывать каждый свою версию. И сейчас я хочу услышать, как далеко вы продвинулись. Есть желающие поделиться достижениями? Миско?
— Я вообще не понимаю, что еще можно отрабатывать, — голосом типичного зануды объявил Виталик. — Алиби у Пашкова как не было, так и нет. Машина, которую у него якобы угнали, до сих пор не найдена. Но если она найдется, я не удивлюсь, что там будут обнаружены следы.
— Миско, а вам в голову не приходило, что машину мог угнать убийца? Упрямство — это, конечно, хорошо, но мыслить надо как-то шире. А вы уперлись в свою версию и думать больше ни о чем не хотите.
Отличник надулся, но Лаврова уже переключила внимание на Захарову.
— А у вас что? Маньяк так и остался плодом вашей фантазии, или как-то удалось обосновать ваш вариант развития событий?
— Ну, мы с Деном проверили стоящих на учете в психдиспансере… И среди тех, кто теоретически мог подобное совершить, врач назвал Тарасова. Похоже, Екатерина Андреевна, ваша версия подтверждается.
— Ну, это еще ничего не доказывает, — равнодушно бросила куратор. — Нужно что-то серьезнее, чем простые совпадения.
— А не многовато ли совпадений, Екатерина Андреевна? — наконец произнес Долгов первую за утро фразу, устав молча наблюдать за железной леди. Он уже не мог поверить в то, что все, произошедшее вчера, ему не приснилось. В поведении Лавровой не изменилось ровным счетом ничего: та же холодность, отстраненность, язвительность. Даже когда смотрела на него, во взгляде ничего не менялось, на щеках не вспыхивал едва заметный румянец, тон не становился более раздраженным или напротив, — мягким. Она вела себя так, словно вчера не стонала бесстыдно от его ласк, не краснела стыдливо, словно девчонка, не мечтала оказаться как можно дальше от его нежного, немного нахального взгляда… Родион мысленно поздравил себя с очередным в корне неверным выводом: личная жизнь Лавровой никоим образом не влияла на ее характер. Да уж, каких только дурацких мыслей насчет этой поистине шикарной женщины не возникало у него прежде… Лаврова просто не вписывалась в его понятия о женщинах, поэтому он и оказывался все время неправ. Пора уже перестать мерить Екатерину Андреевну по общепринятым стандартам. Она действительно необыкновенная, и этим можно либо восхищаться, либо раздражаться. Долгов не мог не восхищаться.
— Долгов, перестаньте витать в облаках! — пробился сквозь его размышления немного раздраженный голос куратора. — Может, поделитесь уже своей версией?
Родион пожал плечами.
— Мне кажется, нужно разрабатывать Тарасова. Искать мотив, проверить возможность его знакомства с Соболевой… И вот еще что мне интересно. Фраза в блоге про пыль прошлого. Какое может быть прошлое у двадцатилетней девушки? Нет, что-то тут не так…
— Мне нравится ход ваших мыслей, Долгов. Мне не нравится отсутствие конкретного результата, — холодно бросила капитан. — Марины и Шишкарева это тоже касается. От вас я вообще не услышала ничего внятного.
Курсанты промолчали, опустив головы.
— В общем, так, — подвела итог Лаврова. — Продолжайте разрабатывать свои версии. Миско, включите свою гениальную логику и постарайтесь догадаться, где находится машина Пашкова, раз уж вы так настаиваете, что он сам ее у себя угнал. Варя и Денис, поговорите с родственниками, знакомыми, коллегами Тарасова. Все данные возьмете у Захоронка. Никишина и Шишкарев, поскольку версий у вас нет, поднимите сводки происшествий, проверьте, не было ли похожих случаев. Долгов, поищите что-нибудь в интернете на Тарасова, кроме пресловутого блога. А мы с лейтенантом Захоронком подробнее изучим биографию Соболевой и Тарасова, может, найдем общие точки.
— А… — начал Родион вслед уже захлопнувшейся двери. Вообще-то он собирался вместе с куратором навестить Пашкова, чтобы выведать у него хоть что-то о таинственном поклоннике Соболевой. Но Лаврова, похоже, решила все переиграть, лишь бы не пересекаться с ним после вчерашнего. Ну зашибись!