— Мама! — Катя с трудом сдержалась, чтобы не развернуться и покинуть теплую компанию. Расстраивать родителей не хотелось.
— Кажется, он идет пригласить тебя на танец, — проигнорировала возмущение дочери Лаврова-старшая. Вовремя все-таки заиграла музыка. — Не вздумай отказаться.
И, видя, что дочь упрямо поджала губы, явно собираясь ответить отрицательно, просительно добавила:
— Катюш, пожалуйста, ради меня.
Любитель танцев тем временем добрался до своей “жертвы” и, протягивая руку, слащаво улыбнулся:
— Вы позволите?
Катя, поймав умоляющий взгляд матери, страдальчески вздохнула и вложила пальцы в противно холодную ладонь кавалера. Оставалось радоваться, что танец продлится недолго.
***
Родион всегда считал себя человеком, не способным на такое глупое чувство, как ревность. Однако сейчас, наблюдая за танцем Екатерины Андреевны и какого-то накаченного хлыща, познал прелесть этой эмоции в полной мере. Хлыщ вел себя совершенно беспардонно: пытался прижать Лаврову к себе так, будто уже успел получить абонемент на посещение ее спальни на год вперед; противно ухмылялся и что-то шептал ей на ухо. Лаврова старательно увеличивала дистанцию, сохраняя на лице вежливо-отстраненное выражение, и почти незаметно морщилась, когда мужчина вновь начинал наглеть.
Долгов смотрел и медленно закипал. Вот хлыщ притягивает Лаврову к себе, буквально сдавливая в объятиях. Вот ладонь медленно спускается с талии несколько ниже. Вот его губы почти касаются уха, в то время как ладонь вроде бы случайно смещается с плеча к груди…
Это стало последней каплей. Екатерину Андреевну нужно было срочно спасать.
— Ради бога, простите, — пробормотал парень, даже не пытаясь изобразить виноватый тон при виде темного пятна, безнадежно испортившего безупречно-белую рубашку галантного кавалера.
— Идиот слепой, — прошипел хлыщ, моментально забывая о женщине мечты, которую только что жаждал затащить в постель. Развернувшись, он направился искать ванную, даже не взглянув в сторону Лавровой, на чьем лице смешались облегчение и доля злорадства.
— Спасибо вам, Долгов, я уже не знала, как от него отделаться, — благодарно улыбнулась женщина. — Вы очень находчивы.
— Может, потанцуем? Обещаю, ничего подобного я себе не позволю.
Лаврова посмотрела с сомнением, потом кивнула.
— Если позволите, я всегда успею достойно ответить, — усмехнулась она и вложила изящную ладонь в сильную, приятно теплую руку курсанта.
— Почему же тогда ему не ответили? — поинтересовался Родион, осторожно устраивая руку на талии куратора.
Катя слегка улыбнулась и, помедлив, положила ладонь на его плечо.
— Еще одно подобное движение, и точно бы ответила. Просто не хотелось привлекать внимания.
Долгов фыркнул. Можно подумать, этот танец домогающегося мачо не привлек совершенно никакого внимания!
Они неторопливо кружились в вихре мягких, щемяще-нежных звуков, и оба чувствовали внезапно нахлынувшее умиротворение. Долгов не пытался пошло прижаться, облапать, и Катя была ему благодарна за это. Она никогда не умела правильно реагировать на мужские прикосновения, сразу начинала напрягаться, а уж если кто-то позволял себе лишнее, то и вовсе готова была взорваться возмущением — чужие руки не вызывали у нее ничего, кроме брезгливости. Наверное, память тела, хранившего как неприятное воспоминание ощущение противно липких рук и влажных губ… И тем более странным было то, что прикосновения Долгова не вызывали отвращения. Особенно вчера, когда ее словно прошибло током, едва он коснулся горячей ладонью ее талии…
Родион смотрел в задумчивое лицо Лавровой так, словно пытался запечатлеть в памяти каждую черточку. Она впервые была так близко, и сердце замирало от непонятного сладостного чувства. Безумно приятно было вести ее в танце, ощущая, как она послушно следует за ним, как расслабленно и плавно двигается, позволяя ему сейчас, в эти мгновения, побыть главным. Это пьянило намного сильнее вина, сильнее легкого запаха шампанского и по-летнему ярких духов, которыми пахло от Лавровой. И больше всего Родион хотел, чтобы этот танец не заканчивался. Почему нельзя поставить на паузу самые прекрасные моменты в жизни?..
— Вы замечательно танцуете, Родион, — улыбнулась Катя и поспешно отодвинулась — стоять чуть ли не в обнимку, когда музыка закончилась уже довольно давно, по крайней мере глупо.
— Вы тоже, — Долгов с сожалением выпустил прохладную ладонь женщины из своей руки.
— Знаете, пожалуй я пойду, — сказала она неловко, поправляя тонкий браслет на запястье. — Завтра на работу, а у меня еще найдутся дела.
И, не дожидаясь ответа, Лаврова моментально скрылась среди гостей. Родион проводил ее разочарованным взглядом и тут заметил что-то, блеснувшее на полу. Тот самый браслет.
— Екатерина Андреевна, ну вы просто как Золушка, — Долгов возник рядом совершенно неожиданно, и Катя вздрогнула, отвлекаясь от размышлений. — Сбежали, еще и браслет потеряли.
— Спасибо, — кивнула Катя и попыталась защелкнуть замочек. Замерзшие пальцы плохо слушались, и ничего не получалось.
— Позвольте, — и Долгов, не дожидаясь ответа, бережно взял женщину за руку. Щелкнул замочком, застегивая украшение, а потом вдруг поднес ладонь к губам и поцеловал. Лаврова замерла, ошарашенно глядя на него, но Родион, казалось, не заметил ее замешательства. Распахнул дверцу машины и кивнул Кате. Она, растерянная после такой выходки, послушно устроилась в салоне. Платье на мгновение зацепилось за какую-то пружину, и взгляду парня предстала кружевная резинка чулок. Всего какой-то миллиметр, всего на долю секунды, но этого оказалось достаточно, чтобы окончательно слететь с катушек. И когда сумка Лавровой упала на пол, а их руки соприкоснулись, Родион решительно притянул женщину к себе, накрыв ее губы мягким, неторопливым, затягивающим поцелуем. Катя подалась назад, прислонившись к спинке сиденья, и моментально оказалась прижата к нему вплотную.
— Родион, прекратите, — выдохнула она, пытаясь оттолкнуть курсанта.
— Вам неприятно? — запястья мгновенно были стиснуты сильной рукой, и поцелуй возобновился. Теперь уже настойчивый, страстный, даже бесцеремонный. Лаврова еще пыталась по инерции отбиваться, но именно по инерции. Потому что на самом деле ей впервые было настолько приятно.
Родион не спеша опустил лиф платья немного вниз, оголяя часть груди, дразня, провел кончиком языка по ключицам, оттянул зубами край скромного элегантного белья, и только тогда Лаврова пришла в себя.
— Долгов, прекратите! — негромко, почти умоляюще повторила она непослушными губами, на которых все еще чувствовались поцелуи.
Парень никак не отреагировал, продолжая ласкать каждый сантиметр светлой кожи, буквально впитывая осевший на ней аромат духов. Провел ладонью свободной руки по линии шеи, так медленно и осторожно, что Катя затаила дыхание, словно боялась, что тепло его руки исчезнет, а это вдруг показалось чем-то по-настоящему страшным.
Женщина судорожно вздохнула, почувствовав, как вторая рука скользнула вниз, под платье, но даже не попыталась оттолкнуть. Недоуменно замерла, когда парень опустился перед ней, неторопливо провел по ноге, чувствуя сквозь тонкую ткань чулок тепло ее тела. Воображение тут же дорисовало кружевную резинку и розоватый след от нее на нежной коже. Возбуждение буквально прошибло насквозь, Долгов сцепил зубы, чтобы не застонать. Осторожно коснулся обнаженной кожи бедер, легкими движениями поднимаясь все выше. Катя застонала, почувствовав его пальцы между ног. В голове шумело, и уже явно не от шампанского. А в следующее мгновение ощутила жаркие губы на коже и вспыхнула, начиная догадываться, что последует за этим.