— Нет у меня ничего с Оксаной и не было, — пониженным тоном произносит мне прямо в губы, не успеваю толком осознать эти слова, как он тут же уничтожает меня следующей фразой. — Но это совершенно ничего не значит. Я будущее не знаю.
Намек, что между ними, в принципе, что-то ещё может быть, даже если не было, прибивает к стене. Теперь я и сама не могу сдвинуться с места. Это даже не эмоциональные качели, это воздушные ямы, внезапные, безжалостные, переворачивающие своей тряской самую крепкую выдержку.
— Меня это не интересует, — вру в ответ.
И тут же мысленно ухмыляюсь. А что он там делал? В душ зашел, вода дома закончилась?
— Я же передала привет, отпусти.
Он молчит, качает головой, запястье уже горит от прикосновения Демида, чертов пульс, прекрати же меня подводить!
Я не знаю, что бы произошло дальше, у меня из головы уже давно вылетело, что мы ждем ещё кое-кого. Но звонок в дверь заставляет нас вынырнуть из этого безумия.
Вдох-выдох. Всё очень плохо.
Я не знаю, как буду смотреть в глаза Глебу.
Глава 10
Демид какое-то время ещё смотрит мне в глаза, а потом медленно отступает, я же наконец выдыхаю. Но вряд ли это спасение. Успеваю быстро обуться, схватить сумку и пиджак, брошенный здесь же на тумбе. Не собираюсь задерживаться, и Глебу тоже нечего здесь делать.
Несколько шагов, щелчок двери, и на пороге уже стоит Астахов, меня от него скрывает широкая спина Бронского, из-за которой я и выглядываю. Глеб на меня не смотрит, складка между бровей кажется глубже, светлые глаза — темнее, злость его целиком и полностью направлена на Демида. И я чувствую в воздухе вибрацию — словно каждое движение может привести к значительным последствиям.
Напряжение неумолимо растет, лица Бронского я сейчас не могу видеть, зато как напряжена его спина вполне, хотя Демид наверняка сейчас изображает невозмутимость и, скорее всего, по обыкновению ухмыляется, я очень хорошо понимаю, какими взглядами сейчас обмениваются мужчины, а вот что будет дальше — нет.
Наконец-то Глеб переводит свой взгляд на меня, и сердце тут же опускается в пятки, тяжело выдерживать его немой упрек, зная как сильно перед ним виновата. Зная, что скажу позже, не сейчас, но обязательно скажу. Когда мы покинем эту квартиру, которая была мне когда-то родным домом, а сейчас стала местом выяснения отношений.
Проносится простая мысль: Бронский ведь неслучайно позвал Глеба, на доброго волшебника мой бывший походит едва, дело в другом.
Точно так же когда-то Демиду открыл дверь Глеб. И я стояла тогда за его спиной.
Бронский отходит в сторону, чтобы пропустить в квартиру Астахова, но тот не двигается, порог не пересекает.
— Поехали, — бросает он мне, и в голосе слышу отчаяние. Он всё понимает, он знает, что ничего у меня не прошло к бывшему, но разборок устраивать не будет, по крайней мере, не сейчас. И даже то, что я уже приняла решение не спасает.
Делаю шаг ему навстречу, когда прохожу мимо Демида, тело сковывает покалываниями, я теперь действительно между двух огней, чувствую, как воздух накаляется ещё сильнее, хочу пройти, но Бронский внезапно перекрывает мне спасительный выход, делая шаг:
— Не так быстро, — слишком громко звучит в тишине его голос, Демид случайно задевает мою ладонь, и прикасаясь, задерживает свою руку дольше положенного, я свою одёргиваю, и это движение от глаз Глеба не укрывается, а что происходит дальше, я понимаю не сразу:
— Руки от неё убрал, — Глеб, взрываясь подлетает к нам вмиг, буквально набрасывается, отталкивая Бронского, но Демид ловко перехватывает инициативу и прижимает Астахова к стене рядом, скулы напряжены, на лбу выступает вена, я вижу как Глеб на минуту теряется, но собирается быстро, ещё не все синяки сошли, и я даже не представляю, как может покалечить его Бронский. Он сильнее. И тоже в ярости.
— Демид, не надо, — выкрикиваю резко, но он на меня вообще не реагирует. Лишь тяжело дышит и произносит:
— Не лезь в «Эдванс», этот комплекс тебе не по зубам. Всё, что от тебя требуется на сегодня — уйти в тень, пока тебя туда не уложили, — говорит мрачно, так, что стены содрогаются. — Она тебе расскажет, какие последствия могут быть, правда, Лика? — обращается он теперь ко мне, даже не оборачиваясь. А я замечаю, как меняется выражение лица Глеба на снисходительное.