Вали, на хрен.
Подскакивает и слетает с кровати с дикой скоростью. Невольно напрягаюсь: не свернула бы шею, дура.
Взметнув наэлектризованной фатой воздух, проносится мимо меня к ванной и запирается там. Слышу, как щелкает замок. Учитывая ее состояние, это надолго.
Из номера никуда не денется. На дверях ребята дежурят. Можно ложиться спать. Обтершись простыней, так и делаю.
Глава 6
Страха в реальности нет.
© к/ф «После нашей эры»
Юля
Дом Сауля ничуть не меньше отцовского. Я бы сказала, мало чем отличается. Те же габариты, та же роскошь, вечно снующие по территории люди. Сколько их здесь живет? Одни занимают гостевой домик, другие — комнаты первого этажа в главном, остальные — лишь иногда остаются ночевать. Все это мне хорошо знакомо. В этом плане слишком резкой перестройки внутри меня не происходит. Скучаю по папе. Волнуюсь за него. Поел ли? Как себя чувствует? Не забывает принимать лекарства? Достаточно ли отдыхает? Осталась последняя «химия». Отсрочивают ее, потому как лейкоциты в крови критически упали. Никак поднять не могут. Капают, препараты колют. Надо быстрее, в Израиле уже на операцию ждут. Это ожидание так расшатывает, а я ведь и так вся на нерве! Едва держусь. Хорошо, что папа настоял, и няня со мной, а то и высказаться не было бы кому.
Пять дней со свадьбы прошло, Сауля практически не вижу. Если проснусь достаточно рано, в столовой столкнемся. Он не завтракает. Только кофе пьет, пока Тоня суетится, предлагая ему всё на свете. Всё, что Саульский не заслуживает! Я в этом не участвую. Сама прекрасно наедаюсь, а он — пусть голодный ходит.
Какие-то дела у него. Все его люди мечутся. Что-то обсуждают, хлещут друг друга напряженными взглядами. Черным караваном выезжают. Возвращаются ночью. Слышу, как собаки лают и стихают двигатели во дворе. По ярким огонькам сигарет вижу, что стоят в мангальной, курят и тихо переговариваются. Окно открыто, а сколько ни пытаюсь, слов разобрать не получается.
У меня последние недели каникул, но отдыхать некогда. К папе в больницу езжу каждый день. Не одна, в сопровождении бритоголового амбала, которого Саульский ко мне приставил. Человек, очевидно, немой. Ни слова из него не вытащить. Даже не здоровается. Смотрит словно сквозь. Явно не в себе чудак. Может, и правда, немой.
— Здесь подожди, Чарли, — останавливаю его попытку выбраться из машины.
Не нравится, когда идет за мной. Все взгляды к нам притягивает как магнит этот уголовник в черном костюме.
Чарли — не имя. Представиться бритоголовый не пожелал. За «беззвучный режим» шикарную кличку получил — Чарли Чаплин. И пусть скажет спасибо, что не Герасим.
— Ну, как ты, пап?
Отец цепляет на измученное лицо улыбку.
— Все отлично. Сегодня анализы лучше. Ставлю, что завтра будет нужный набор цифр и сделают «химию». Ты не приезжай. Нечего тебе здесь сидеть целый день.
— Как не приезжай… — теряюсь я, замирая у распахнутого пакета. Стучу апельсином себе по лбу. — Придумал тоже! — на эмоциях перегибаю, но папа, конечно, благодушно прощает. — Я фильмы наши любимые принесу, будем «капаться» и смотреть.
Его аж передёргивает.
Знаю… Знаю, что не до фильмов ему. И даже не до меня. Но нужно же как-то держаться?!
— А хочешь, просто полежим. Тихо. Хватит храбриться. Я все понимаю, папочка. Знаю, что устал. Расслабься. Со мной можно. Вдвоем не страшно.
Замечая, как папа хмурится, игнорирую недовольство. Взбиваю подушку у него за спиной и улыбаюсь.
— Лучше все же, чтобы ты не приходила.
Я, естественно, прихожу. Никто и ничто не может удержать меня дома. DVD-диски остаются нетронутыми. Папа почти всё время спит. Сижу рядом. Слежу, чтобы «система» нормально капала, хотя медсестра и заверила меня, что проблем быть не может. Моментами тихонько плачу, а когда папа просыпается, улыбаюсь и ерунду всякую рассказываю.
Перед уходом захожу к ведущему доктору. Он заверяет, что, учитывая диагноз, прогнозы достаточно оптимистические. Обещает, что недели за три подготовят папу к перелёту. Необходимо, чтобы организм после химического удара восстановился.
Диски с фильмами оставляю постовой медсестре. В холле есть телевизор и DVD-плеер. Много временных жителей сидят на диванчиках, смотрят и обсуждают. Улыбаюсь этим людям. Для меня они герои! Их ответные улыбки, как самые добрые жизненные знаки. Веру не теряют. Это вызывает восхищение. После онкодиспансера, выходя под теплое и безмятёжное солнце, совсем по-другому смотрю на мир.
— В магазин заедем, Чарли. На Алеутской. Хочу папе кое-что докупить… — обращаясь к водителю, смотрюсь в зеркало и промокаю влажной салфеткой уголки глаз. — Езжай медленно, я скажу, где остановиться.