Как способна такая красота продолжать существовать, когда Кас может… умереть?
Какой же холодной и жестокой должна быть природа, чтобы посметь быть такой отстраненно, невозмутимо прекрасной? Как смеет небо быть таким чисто-голубым, как смеют заснеженные пирамиды сверкать так ярко, как смеют вороны играть на ветру, как смеет мир продолжать вращаться, когда Кас может даже не пережить следующий час?
И у Каса снова закрылись глаза, и Дин не может заставить его их открыть, поэтому он сжимает руку Каса и молится. Сначала он молится самому Кастиэлю в надежде, что это как-то поможет его разбудить; но Кас не просыпается. Кому еще тогда помолиться? Дин уверен, что другие ангелы их не услышат, да и не захотели бы помочь. Кому тогда? Бог — Чак — ушел.
Кому молиться?
Вертолет теперь взлетел выше, с запасом поднявшись над деревьями, прежде чем набирать скорость. И впервые за этот день Дин замечает вдалеке блеск воды. Она далеко-далеко внизу, в самом нижнем участке каньона. Река Колорадо. Река, некогда промывшая большую часть этого каньона.
«Конечно, в связи с этим пришлось вести переговоры с местным духом речной стихии…»
Дин молится, безо всякой надежды, «духу речной стихии», который живет в Гранд-Каньоне.
Он даже не знает, что такое дух стихии. Не знает, как его зовут. Не знает, жив ли еще этот дух, и в Гранд-Каньоне ли он еще, и может ли он вообще слышать молитвы. Но здесь было какое-то существо, которое однажды встречалось с Кастиэлем, и Кастиэль помог освободить его каньон от какого-то фантомного демона-призрака, ведь так? Это все, что Дин может вспомнить, и Дин молится.
«Хоть кто-нибудь в каньоне, кто может меня слышать, — молится Дин. — Мистер Дух реки Колорадо, или как вас там, пожалуйста, помогите моему другу Кастиэлю, если можете!» Дин смотрит на едва заметное мерцание воды вдалеке, изо всех сил мысленно сосредоточившись. «Он бывал здесь однажды, помните его? Он ангел, который помог вам с тем фантомом, помните? Пожалуйста, помогите ему! Ему сейчас очень нужна любая помощь. Пожалуйста».
— Давление все еще падает, — докладывает один парамедик другому. Вертолет набирает скорость. Мерцание воды вдалеке исчезает — каньон остается позади, расплющиваясь вдалеке. Вертолет перелетает холм, и каньон исчезает из виду вовсе: все его потрясающее великолепие съедается одним низким невзрачным холмом, поросшим низкорослой сосной. Теперь видна только раскинувшаяся во всех направлениях пустыня и тысячи холмиков заснеженной полыни, кустов и сосенок, покрытых снегом. Дин отворачивается от окна и обнимает руку Каса ладонями.
Это короткий перелет. Глаза Каса больше так и не открываются. За четверть пути до посадки начинает пищать набор маленьких портативных мониторов — сердечных, уровня кислорода или чего-то в этом роде, — и один из парамедиков, схватив рацию, докладывает в госпиталь: «Состояние критическое. Дайте нам полную команду на площадку».
***
Когда они наконец приземляются, все незамедлительно приходит в движение. Каса выгружают из вертолета так быстро, что Дин теряет его руку, пока пытается отстегнуть ремень. Кас оказывается снаружи, окруженный плотным кольцом из четырех или пяти человек, которые кричат друг другу загадочные сокращения, колют его иглами и надевают на него новую, другую кислородную маску — прямо в процессе того, как бегут с ним, бегут очень быстро, к открытым дверям лифта. Дин выбирается из вертолета и пытается последовать за ними, но ему преграждают дорогу назойливый санитар и один из парамедиков, тоже вдруг ставший чрезвычайно назойливым и успешно блокирующий каждый шаг Дина по направлению к Касу. Они оба настаивают на том, чтобы Дин «дал профессионалам делать свою работу» и что «для него так лучше».
Дин знает, что они правы, но не чувствовать больше руку Каса просто мучительно (Дин даже ощупывает воздух сбоку от себя — его правая рука то и дело смыкается вокруг пустоты, как будто он таким образом сможет уцепиться за Каса). Он оглядывается вокруг, пытаясь сориентироваться, и понимает, что они на крыше низкого кирпичного здания в каком-то заснеженном городке.
Ах да, верно. Флагстафф. Госпиталь Флагстаффа.
Ужасный, отвратительный, холодный Флагстафф в ужасной, отвратительной Аризоне рядом с ужасным, беспощадным Гранд-Каньоном в худший на свете день.
Парамедик пытается отвести Дина к какой-то лестнице, говоря что-то типа «следуйте за мной», когда Дин замечает носилки из вертолета, на которых лежал Кас. Каса уже переложили на другую каталку, и носилки просто оставлены здесь, стоят криво рядом с вертолетом. Они в крови. Крови много. Дин даже не уверен, откуда вся эта кровь. Неужели все это из его рта?
Или… с другого конца? Много крови — в середине носилок.
В этот момент Дин смотрит на свои руки и понимает, что рукава его куртки насквозь мокрые от крови. После того, как он нес Каса на плечах. Он держал Каса за ноги, и рукава его куртки — в крови. Значит, кровотечение у Каса было с двух сторон, не только изо рта.
И тогда Дин вспоминает вчерашний день.
Дело ведь не только в прогулке по тропе Светлого ангела, правда? Не только в кашле.
«От одного пальца ничего не будет».
Несколько секунд спустя Дин оказывается на коленях у края крыши: его тошнит жидкой желчью в чистый белый снег. Санитар и парамедик вдвоем подбегают к нему. Край крыши окружен высоким забором, так что никакого риска упасть со здания здесь нет, но парамедик склоняется над ним и проверяет пульс. Дин понимает, что сейчас парамедик позовет врача, и как только позовут врача, Дина самого классифицируют как пациента и добраться до Каса станет гораздо сложнее.
— Все в порядке, — настаивает он, ловя ртом воздух. Он должен попасть к Касу. — Это просто от вида крови. Со мной такое бывает.
Парамедик и санитар немного успокаиваются — видимо, наблюдать подобные реакции на кровь им не впервой. Кажется, они ему верят. Дин пытается отдышаться и окидывает взглядом занесенный снегом город, рассеянно замечая неважные детали: светящуюся вывеску отделения скорой внизу, маленькую парковку при госпитале, переулок позади здания с какой-то странной круглой металлической скульптурой. Дин поднимается на ноги, и санитар отводит его к другому лифту.
Неизбежно он оказывается в холле отделения скорой помощи — в своем самом нелюбимом месте в мире. К Касу его так и не пускают. Новостей нет, кроме туманного «ему оказывают всю необходимую помощь» и лишь чуть менее туманного «ему переливают кровь». Дин пытается написать Сэму, но ответа нет; Дин пытается позвонить, Сэм не берет трубку — и тогда Дин вспоминает про отсутствие сигнала сети по пути к Гранд-Каньону. Сэм, должно быть, едет через эту мертвую зону протяженностью в час, где нет сотовых вышек. Дин проклинает ужасную, чудовищную Аризону с ее жуткими голыми пустынями и отсутствием гребаной сотовой связи. Он проклинает Гранд-Каньон с его отвратительным высокогорным воздухом, проклинает Флагстафф и его суровый зимний мороз, и гнетущую раннюю темноту, и дурацкую елку. Дин пишет Сэму снова, умоляя его ехать осторожно, следить за наледью на дороге теперь, когда послеполуденное солнце садится и все снова замерзает. Дин приказывает ему пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста не попасть в аварию. Ответа нет. Телефон молчит у Дина в руке. Он пролистывает сообщения назад, на случай, если он пропустил что-то от Сэма. Стоп, от Сэма и правда было сообщение…
Но оно более раннее. Это фото, которое сделал Сэм, где Кас и Дин стоят вдвоем рядом с указателем на тропу Светлого ангела. То фото, которое Дин попросил Сэма послать ему.
Дин делает ошибку, взглянув на фото.
Дрожащей рукой он выключает телефон и засовывает его в карман.
Он думает о прошлой ночи.
«Это из-за секса? Из-за меня? Это я виноват?»
Ему невольно думается: «Если уж он все равно умрет, надо было засадить ему как следует». Он едва не фыркает от смеха, но потом понимает, что это буквально правда: что теперь Кас может уже никогда не почувствовать, каково это, и Дин этого уже никогда не почувствует — никогда не почувствует этого с Касом, — и его душат слезы. «Успокойся. Успокойся», — приказывает он себе, понимая, что подобный рикошет от смеха к слезам — это, наверное, нехороший признак. «Ты должен успокоиться. Паникой Касу не поможешь. Возьми себя в руки». Ему приходит в голову, что надо привести себя в порядок: люди в фойе отделения скорой помощи косо посматривают на него. Он идет в уборную и обнаруживает, что весь в крови. От крови мокрые его куртка и рубашка, руки и лицо вымазаны кровью, в волосах кровь. Он отмывает руки и умывается, как может, потом засовывает голову под кран, чтобы немного сполоснуть волосы, и даже пытается оттереть куртку, но одежду не отчистить. Дин начинает бесцельно промокать влажным полотенцем красные пятна на рубашке и вдруг вспоминает про черное перышко. У него замирает сердце. Он осторожно расстегивает пуговицу на кармане, осторожно заглядывает внутрь. Черное перышко все еще там, и он вынимает его как можно бережнее. На нем тоже кровь — весь карман в крови.