Пока Дин пытается во всем этом разобраться, он едва замечает, как сестры укладывают вокруг него кипу одеял и начинают куда-то катить его койку. Он только продолжает дрожать (все его свободное время теперь занято этим), свернувшись на боку под одеялом и рефлекторно сжимая бутылки с горячей водой, упорно пытаясь осмыслить все, что произошло за Завесой. Над ним проплывают потолочные лампы; Дин не обращает на них внимания.
Лампы замедляются и останавливаются.
И тут Дин их узнает.
Разве это не те же самые лампы, вокруг которых совсем недавно крутился серебристый туман? Вокруг которых ленты ослепительного света («…светлый ангел…») срастались в мерцающий туман, темнеющий, принимающий форму?
И вон тот угол — разве не там стояла Чинди? Чинди, жнец-навахо в своем оленьем платье с бирюзовым ожерельем и с критически важным глиняным кувшинчиком?
Разве это не тот же самый коридор, где всего несколько минут назад сидел, согнувшись, необъятный дракон в перьях?
Это реанимация. Дина привезли в реанимацию. И временно остановили его койку у стойки персонала.
Все это было прямо здесь, в этом самом коридоре. Эти блестящие сапфирового цвета глаза, сверкающие ревнивым гневом… Темные крылья с отливом, выгнутые как паруса… Сияющие серебром когти, схватившие Дина, обнявшие его, утопившие в море шелковистых перышек.
— Д-дракон был… прямо тут, — получается сказать у Дина сквозь клацающие зубы. Одна из сестер как раз поправляет одеяло у него в ногах: она делает паузу и смотрит на него. Вторая сестра у стойки персонала тоже заглядывает ему в лицо сверху. — Кас, — пытается объяснить им Дин. — Он д-дракон… Г-грифон. Или т-типа того. А-ангел. Был… прямо тут.
Запоздало он понимает, что медсестры не поймут ничего из этого заикающегося бормотания. Он, должно быть, похож на сумасшедшего.
И точно, вторая сестра тихо говорит первой:
— Это у него был передоз?
Первая сестра кратко кивает ей и поворачивается к Дину с профессионально сдержанной улыбкой.
— Не волнуйтесь, мистер Винчестер, — говорит она. — У вас были галлюцинации. У вас случилась передозировка, и это вызвало галлюцинации. Но теперь все хорошо. Просто отдыхайте. Мы отвезем вас в палату, поспите. Обещаю вам, драконов нигде нет — это была галлюцинация.
И они отправляются с ним по коридору — прямо мимо отсека Каса.
Дин уверен, что это его отсек. Это то самое место, второе с конца. Но теперь его шторки закрыты и Каса не видно. Койка Дина приближается, и кто-то выходит из-за штор, но это вовсе не Кас. Это кто-то другой с узлом окровавленных простыней.
Ярко-красных окровавленных простыней.
Дину в голову приходит леденящая душу мысль: а может, и правда все события за Завесой были галлюцинацией? Галлюцинацией из-за барбитуратов? Потому что вообще-то сестра права: Дин их принял, и у него была настоящая передозировка. Сейчас теоретически препарат уже нейтрализован, а двадцать минут назад? Он-то полагал, что лекарство просто вырубит его, но могло ли оно вызвать галлюцинации?
Было ли все это сном в токсическом бреду? Чинди, вода Хавасу, Кас-дракон — все?
Случилось ли хоть что-то из этого на самом деле?
В порядке ли Кас на самом деле?
— К-Кас, г-где Кас, он там?! — выпаливает Дин. Сестры даже не отвечают, но койку Дина в этот момент провозят прямо мимо отсека Каса, и Дин ухитряется протянуть трясущуюся руку и ухватиться за край шторы. Койка слегка поворачивается и останавливается. Дин держится за штору изо всех сил. Он ухватился за самый ее край, так что она вообще не открылась, только немного вытянулась, но, по крайней мере, ему удалось остановить чертову койку. Если бы только мышцы слушались его, он мог бы спрыгнуть с койки открыть штору. Но он по-прежнему не в состоянии даже сесть, и одна из медсестер начинает осторожно отрывать его руку от шторы. Потом уже не так осторожно. Вскоре уже обе сестры пытаются силой разжать его пальцы.
— Он в порядке?! — спрашивает их Дин умоляющим тоном. Ему трудно даже внятно говорить, когда так стучат зубы, но он старается, сосредоточившись изо всех сил на том, чтобы разборчиво произносить слова. — Кастиэль? Ангел… то есть м-мужчина в этом отсеке?
Сестры переглядываются.
Они полагают, у него все еще галлюцинации. Судя по их виду, они решают, что он проблемный пациент — «беспокойный», или «буйный», или как это тут называется. Они обмениваются взглядами, и Дин видит сомнение на их лицах. Он вдруг начинает отчаянно скучать по Саре. О, как много он отдал бы за сестру, которая знает Каса, знает Дина и хоть немного понимает, кто такой на самом деле Кас! Которая хоть немного представляет себе, что вообще происходит! Эти флагстаффские сестры ни о чем понятия не имеют: они думают, у него рядовая передозировка. Они думают, у него просто галлюцинации.
И может, они правы?
Когда Дин в последний раз видел Каса в реальности (не за Завесой), Кас был… прямо скажем… в плохом состоянии. Белый как снег, глаза закрыты, рука безжизненная в руке Дина. Бледный и безмолвный в вертолете, бледный и безмолвный, когда они приземлились, бледный и безмолвный, когда его умчала реанимационная бригада.
Без сознания. Может быть, уже даже… мертвый.
Таким Дин в последний раз достоверно видел Кастиэля.
— Кас! — зовет Дин. Или пытается позвать — выходит вместо этого только шепот, слабый и тихий. Сестры приводят санитара, и санитар начинает беспощадно разжимать пальцы Дина, отдирая их от шторы один за другим. Дин делает отчаянное усилие подняться с койки, все еще надеясь, что удастся как-то сесть, спрыгнуть с нее и ловко проскользнуть мимо санитара. Но эта сокрушительная слабость с дрожью от гипотермии пригвождает его к постели так, словно на руках и ногах у него железные оковы, и сестры легко удерживают его на месте. Его руку наконец отрывают от шторы — он чувствует себя беспомощным, как котенок. Появляются наручники из махровой ткани. Сейчас Дину свяжут руки. Привяжут его поручням койки и укатят отсюда, и что если Кас умирает прямо сейчас?
— КАС! — орет Дин неистово. На этот раз выходит громче.
Из-за штор отзывается хриплый низкий голос:
— Дин? Дин, это ты?
***
Следует пауза. Санитар и медсестры медлят, переглядываясь.
Из-за шторок появляется усталый студент доктора Флагерти. Он, по всей видимости, до сих пор наблюдает за пациентом, как ему было велено, потому что говорит сестрам:
— Эй, спасенный из каньона тут, во втором отсеке, спрашивает кого-то по имени Дин? Очень нервничает из-за этого.
— Это й-я, — выдыхает Дин. — Это я. — Он поднимает запястье с опознавательным браслетом, чтобы они увидели имя. — Дин, видите?
Студент наклоняется, чтобы прочитать надпись на браслете. Одна из сестер тихо шепчет ему:
— Осторожнее, он немного буйный.
— В-взволнованный, — шепчет Дин сквозь клацающие зубы. Кажется, что это слово уместнее. — Не буйный. Я п-просто… немного взволнован. Не б-буйный, клянусь. Кас там?
Студент до сих пор смотрит на его браслет, хмурясь. Потом говорит:
— Странно, та же фамилия! У спасенного из каньона фамилия тоже Винчестер… О! — Его глаза расширяются, он выпрямляется и тихо говорит сестрам: — Флагерти упоминал партнера, который в жутком состоянии.
Все они вчетвером — студент, две медсестры и санитар — поворачиваются и смотрят на Дина.
— Это й-я, — говорит Дин. Он указывает на себя трясущейся рукой. — В ж-жутком состоянии, в-видите. Поэтому я и… п-принял лекарство, я… я д-думал, он умрет. Пожалуйста, дайте его ув-видеть. Пожалуйста?
Они смотрят на Дина еще секунду, потом переглядываются.
Достигается молчаливый консенсус, и оказывается, что флагстаффские сестры не такие уж и плохие.
— Десять минут, — говорит одна из них, наклонившись над Дином, чтобы наскоро проверить пульс и подоткнуть вокруг него одеяла. — Мы все равно пока готовим ваш отсек, так что… Вам обоим нужен покой, но и увидеть друг друга вам явно нужно. Так что даем вам десять минут на то, чтобы друг друга успокоить. Я буду снаружи и послежу за вами. Нелегкое Рождество у вас выдалось, а?
И с этими словами они убирают махровые наручники и разворачивают койку. Потолочные лампы кружатся над Дином, сбоку мелькают белые шторы, и в поле зрения волшебным образом появляется Кас: Дина подвозят прямо вплотную к его койке.