Следует долгая пауза. Сэм только смотрит на него.
— Ну ты даешь, — говорит Сэм. — Сложилось «удачно». Ага.
— По крайней мере, ты знаешь, где ты в списке приоритетов, — замечает Дин.
Сэм качает головой и наконец слабо усмехается.
— То есть я все-таки пока еще наверху вместе с Касом?
— Да, — говорит Дин. — Пока еще вдохновляешь во мне суицидальные порывы предельной глупости. Поздравляю.
— Я, гм… я вообще-то подумывал о том, чтобы сделать то же вчера вечером, — признается тогда Сэм. Ну вот и подтверждение.
Дин молчит, глядя на него. Сэм долгое время ничего больше не говорит, уставившись в пол и барабаня рукой по колену, как будто решает, насколько стоит вдаваться в подробности. Наконец он произносит:
— Ты не все содержимое пузырька использовал, ты в курсе?
Дин морщится и качает головой. Он вообще забыл про пузырек.
— Там еще оставалось достаточно, — говорит Сэм. — Пузырек на пять миллилитров, а ты использовал всего около двух. Так что после того, как я выудил его у тебя из кармана и показал врачу, чтобы он знал, что ты принял, — это было, пока тебе делали сердечно-легочную реанимацию, — пузырек остался у меня. Они были настолько заняты тем, чтобы забрать тебя в скорую, что забыли про него, и я… в общем, я положил его в свой карман, так что он остался со мной. К тому моменту, когда ты наконец сподобился вернуться в свое тело, у меня в одной руке был пузырек, в другой телефон. Я искал только шприц. — (Дину очень хочется сделать Сэму выговор, прочитать лекцию о том, какой глупый это был план, но, конечно, никакого морального права на это у Дина в данный момент нет.) — Я собирался написать Саре так же, как ты написал мне. И это после того, как я уже перепугал ее звонком в дороге. В общем, единственное, что меня остановило, это то, что я не сразу смог найти шприц. Но пока я смотрел в это окошечко в двери, я заметил, что там в палате лежала целая коробка шприцов. И я собирался попытаться… в общем, прошмыгнуть туда и стащить один. Но потом ты очнулся.
Дин смотрит на него.
— Нам повезло, что Кас быстро летает, — говорит он наконец.
Сэм фыркает.
— Да, еще секунд двадцать, и я бы это сделал. Ты же знаешь, как принято в больницах: попытки реанимировать человека продолжаются около получаса, а над тобой они работали только минут пятнадцать к тому моменту, так что я решил, еще есть время вернуть тебя. И Каса тоже. Если честно, я только пытался рассчитать время со своей стороны: где именно лечь, чтобы меня нашли скоро, но не сразу, и когда именно написать Саре.
— Да, время просчитать сложно, — соглашается Дин, кивая. — Я думал, что все спланировал идеально, но, как только оказался за Завесой, сразу понял, что плохо упал в снег и, наверное, толком не могу дышать. И я знаю, что просчитался насчет того, где был ты и каково тебе придется, — знаю, что и в этом я облажался. — (Сэм только пожимает плечами, словно теперь они дошли уже до того, что просто улучшают протокол на следующий раз.) Дин продолжает: — И потом я совершенно потерял счет времени. К счастью, Чинди предупредила нас. Но буквально в последний момент — по-моему, Кас откровенно струхнул, когда понял, как долго я уже нахожусь вне тела. Под конец он летел как безумный, чтобы вернуть меня вовремя.
— Так он правда летел, да? — спрашивает Сэм с улыбкой. — Он упомянул об этом, но я не понял, метафора это или он говорит буквально.
— Ну, это был полет за Завесой, — отвечает Дин. — Не то же самое, что летать в реальности, наверное, но ощущения были самые правдоподобные! То есть мне, с моей точки зрения, определенно казалось, что он летит. И быстро. С крыльями! Черт, Сэм, видел бы ты его истинное обличье… — Дин снова начинает улыбаться, вспоминая. — Оно офигенное. ГРОМАДНЫЕ крылья. То есть это, конечно, были его крылья за Завесой — иными словами, вроде как… память о его крыльях. Но черт, Сэм, как же круто они выглядели! И знаешь что: его реальные крылья тоже классные. Я и их увидел — те, что у него сейчас. Они меньше, но очень подходят к оболочке, и у них золото по краям. И они теплые. Он накрыл меня крылом вчера вечером в реанимации, и блин, как это приятно…
— Этот разговор скоро превратится в непристойный? — уточняет Сэм.
Дин вынужден остановиться и подумать.
— Не прямо сейчас, — обещает он.
— Потому что я твой наивный младший братик, не забывай. И ничего о таких вещах не знаю.
— И мне надо следить, чтобы твои наивные ушки не краснели? — ухмыляется Дин. — Не волнуйся, у нас вчера не было сил ни на что, кроме как спать. Я только хочу сказать, что его крылья теплые. То есть в буквальном смысле. Должно быть, перья как-то излучают тепло даже сквозь измерения.
— О! Это мне напоминает, — говорит Сэм и садится прямее, чтобы вынуть что-то плоское и большое из кармана куртки. Это клиновидный кусок сложенного картона, и когда Сэм его разворачивает, внутри обнаруживается аккуратно свернутое бумажное полотенце. Сэм кладет все это на колени, бережно разворачивает бумажное полотенце и вынимает два пера, черное и белое. И протягивает их Дину.
Черное перо из крылышка Каса. И белое перо, которое Дин подарил ему в ответ.
Дин медленно берет оба пера, уставившись на них.
Долгое время он только поглаживает черное перышко Каса.
Он немного удивлен тем, что у него щиплет в глазах. С Касом все хорошо, напоминает он себе, с ним все в порядке (в краткосрочной перспективе…) — теперь уже все в порядке. Но у Дина едва не дрожат руки и дыхание начинает спотыкаться только от того, что черное перышко в целости и сохранности снова оказалось у него в руках.
Сэм наблюдает за ним.
— Оно лежало в кармане твоей куртки, — говорит Сэм тихо. — Прошлой ночью, когда вы оба тут отключились, я отправился на поиск перьев. Вся ваша одежда была испорчена, но я понял, что оба ваши пера, наверное, остались где-то в одежде. Черное перо должно было быть у тебя, но оказалось, что, когда у тебя остановилось сердце, с тебя сняли куртку и в спешке срезали рубаху. Разрезали по центру и по обоим рукавам огромными ножницами. Порезали ее буквально на ленты. Я попросил все это назад — объяснил, что в кармане осталось кое-что важное, — и сестра все никак не могла взять в толк, говорила: «Я проверила карманы, там только воронье перышко». И я ей: «Да, оно самое, спасибо».
Сэм усмехается, вспоминая. Потом уголок его рта подергивается в улыбке, когда он видит, как Дин поглаживает перышко.
— Он в порядке, — говорит Сэм мягко. — И перышко в порядке, и Кас в порядке. Он уже, наверное, закончил с анализами, и мы сейчас встретимся внизу, в фойе. С ним все хорошо.
«Хорошо в краткосрочной перспективе», — думает Дин снова.
— Да, конечно, — отзывается он, заставляя себя убрать перо. Он прячет его в карман новой рубахи и застегивает карман для сохранности. Но глаза у него еще слезятся, так что ему приходится вытереть рукавом лицо. Сэм по-прежнему смотрит, и Дин шутит: — Просто расстроился из-за рубахи! Надо бережнее к ним относиться.
— Ты переводишь их штук по двадцать в год — кошмар какой-то, — соглашается Сэм. — Ну, а белое перышко найти было еще сложнее.
— Точно, оно же осталось в жилете! Который был…
— Который, липкий от крови, был засунут в целлофановый пакет и валялся рядом со скульптурой, в снегу.
— Ты нашел пакет, — говорит Дин, улыбаясь Сэму.
— Нашел, — подтверждает Сэм, улыбаясь в ответ. — На Касе, конечно, уже не было жилета. Его полностью раздели. Врач сказал, что отдал все вещи Каса тебе. Но при тебе ничего этого не было, и белого пера не было, только черное. Я даже заставил бедную сестру снова найти твою рубаху, чтобы проверить, нет ли там второго пера. Я уже, было, почти сдался к двум часам утра, но потом сообразил: наверняка ведь одежда там, где ты лежал в снегу! Пошел туда среди ночи, поползал вокруг того места, где ты лежал. К тому времени там все уже замело снегом. Я чуть руки себе не отморозил.
— Черт, Сэм… Спасибо.