— Конечно, — отвечает Дин на автомате. — Да. Естественно я рад за него. — Он несколько раз проигрывает эту фразу в уме, стараясь превратить ее в правду: «Я рад за Каса. Правда рад. Я рад за него».
«Я правда очень за него рад».
Но почему-то ощущает Дин только… эту странную сосущую боль.
Это хреново, потому что боль означает, что Дин — мерзавец, ведь он должен быть рад за Каса. Он должен быть за него искренне рад. Особенно после всего, что выпало на долю Каса! После стольких лет мучений, сплошного ада, заклятий Ровены, ангельских сражений и одержимости Люцифером — видит бог, Кас заслужил счастье. Заслужил девушку, которая для него готовит и следит за тем, чтобы он носил шарф, и шапку, и свитер, когда на улице холодно. И она права: Кас действительно недостаточно тепло одевался, это очевидно — ведь уже поздняя осень, и на улице почти заморозки, а Кас лишен могущества, и плащ его совсем не по погоде, и как, черт возьми, Дин не заметил этого раньше? Конечно Касу нужна была другая одежда, конечно ему нужен был свитер, и жилет, и шарф, и шапка — ведь уже почти ЗИМА! Почему эта чертова «Эрин» заметила, что Касу холодно, а Дин не заметил?
Кас заслуживает кого-то, кто замечает, когда ему холодно.
Кого-то, кто его согреет.
Кас заслуживает кого-то, кто приглашает его в гости на выходные — и на целые недели. Кого-то, кто может подарить ему стабильную жизнь. Может быть, даже хорошую жизнь. Какое-то спокойствие наконец.
И может быть — может быть — немного любви. Дом с палисадником, и все такое.
Кас этого заслуживает. На самом деле. И Дин за него счастлив.
Во всяком случае, пытается быть.
***
Сэм теперь выключил звук на телевизоре и смотрит в потолок, словно все еще размышляя о чем-то.
— Похоже, что эта Эрин — ничего, а? — произносит он наконец. — Заботится о нем. Вон, шапку ему подарила.
— Эта шапка ужасна, — не может удержаться Дин. Сэм прыскает.
— Она, должно быть, сама ее связала, Дин! Ты так не думаешь? Шапка явно ручной вязки. — Сэм даже по-доброму улыбается. — Он обязан ее носить. И если подумать… — Он медлит, изучая Дина. — Это даже мило, что Кас почти не расстается с ней.
— Она ужасна, — настаивает Дин угрюмо. — И шарф тоже. И этот жуткий свитер. Он их не снимает, и они ужасны. Плащ был лучше. Особенно первоначальный.
Сэм заглатывает последнюю горсть попкорна и отвечает с полным ртом, усмехаясь:
— У тебя что, тот первый плащ оставил неизгладимый след в душе? Видать, слишком долго ты его с собой таскал…
Это должна была быть шутка, но Дин внезапно испытывает острую неловкость, и ноющее чувство в животе усиливается. Он встает, собирает оставленные с ужина тарелки, одинокий бургер, который не съел Кас, и полупустую миску попкорна, и уносит всю шаткую стопку посуды на кухню. Он надеется, что Сэм оставит тему и уйдет. Даже повторяет про себя: «Брось это, Сэм, брось». Но Сэм идет за ним по пятам, прислоняется к кафельной плитке на кухне, скрестив на груди руки, и наблюдает, как Дин выбрасывает несъеденный бургер в мусор.
— Знаешь, Касу позволительно от нас съехать, — говорит Сэм тихо. — Я понимаю, ты его искал. Понимаю, ты хотел, чтобы он жил с нами, уже… много лет, на самом деле. Но мы должны его отпустить.
— Ну само собой, — отвечает Дин, теперь чувствуя невероятное раздражение. — О чем речь вообще…
На противень из-под бургеров налипла какая-то дрянь, которую нужно отскоблить, так что Дин сосредотачивается на этом занятии. Он извлекает из-под столешницы старую металлическую мочалку из безграничного бункерского запаса кухонных принадлежностей, добавляет мыла и начинает отскребать противень так усердно, что поднявшаяся мыльная пена едва не переваливает через край раковины.
— Не ты ли сказал, когда мы встретили Цезаря и Джесси, что, если охотник доходит до финиша живым, это надо уважать? — говорит Сэм.
Дин думает о Цезаре и Джесси — о том, как они счастливы на своем ранчо, в окружении сотен маленьких жеребят (каждый раз, когда Дин представляет себе Цезаря и Джесси, жеребят в его мысленной картине становится все больше). И что-то сжимается у него внутри. Что-то болезненное. Он поворачивается к Сэму.
— Но что мы знаем об этой Эрин? — Дин взмахивает мочалкой для выразительности, и в воздух летят голубые мыльные пузыри. Один из них едва не врезается Сэму в лицо, но Дин не замечает. — Кто она? — вопрошает он. — Как они познакомились? Где? Это она предложила ему встречаться? Или он ей? Как именно это произошло? Она ему действительно подходит, Сэм? — Сэм молча за ним наблюдает. — Я имею в виду, она его заслуживает? — продолжает Дин. — Пусть только попробует не заслуживать! Ты же знаешь, какой он, как легко им воспользоваться… Мы ничего о ней не знаем! А что если она таки демон?
— Кас — взрослый, — замечает Сэм. — Даже больше того, ты знаешь. И он не идиот. Будь она демоном, он бы понял. И с чего ей быть демоном?
— Ну даже если не демон, — не унимается Дин, раздосадованный тем, как логично звучат доводы брата, — что если она ему не подходит? Что если она… не знаю, не уважает его, например? Она хоть знает, кто он, что он сделал?! Откуда ей знать, правда? То есть… она знает, какие жертвы он принес, как он важен?!
Сэм пожимает плечами.
— Мы должны дать ему право на собственный выбор…
— Блин, он ЛЮЦИФЕРА ВПУСТИЛ! — кричит Дин. — ЛЮЦИФЕРА! Он сказал «да» ЛЮЦИФЕРУ! ОН ЛЮЦИФЕРУ, БЛЯДЬ, ОТДАЛ УПРАВЛЕНИЕ!
Сэм моргает от неожиданности. Дин продолжает, почти срываясь на крик и отчаянно жестикулируя:
— И Кас был каким-то… не знаю, обдолбанным весь прошлый год! Ты не помнишь, как мы достучались до него один раз, пока с ним был Люцифер? Ты что, забыл? Он же просто ОТКЛЮЧИЛСЯ, Сэм, он СДАЛСЯ! Он месяцами был в не себе, ты же знаешь! — По кухне летает все больше голубых пузырей, но Дин их вообще не замечает. Набрав полную грудь воздуха, он добавляет: — Не говоря уже о том, что ПЕРВАЯ ЖЕНЩИНА, С КОТОРОЙ ОН ПЕРЕСПАЛ, ЗАКОЛОЛА ЕГО ДО СМЕРТИ! И в следующий раз, на том неудавшемся свидании в Айдахо, он чуть не погиб! Ему ПЛЕЧО СЛОМАЛИ!
— Запястье, — поправляет Сэм тихо.
— Я к ТОМУ, что послужной список у него не очень, Сэм!
Сэм хмурится.
— Ты что, правда думаешь, что каждая девушка, которой нравится Кас, втайне планирует его убить? Почему она не может оказаться просто… обычной девушкой? Может, он ей просто нравится?
В словах Сэма есть логика, но Дин ее игнорирует:
— Даже если она обычная, что если эта Эрин просто пользуется им? Он этого даже РАСПОЗНАТЬ не сможет! Да как ему УЗНАТЬ такое? И как МЫ узнаем? Даже если она обычная, она может… пытаться забеременеть от него! Или… манипулировать им! Например… например, даже не давать ему! — При этих словах Сэм хмурится, и Дин поспешно добавляет: — Я не к тому, что она должна, но я имею в виду, хорошо ли она к нему относится? Есть ли у нее к нему чувства? Мы не знаем! Или, может, она… забирает все его деньги, или еще что — вытирает об него ноги? Или что если она просто плохо с ним обращается? А он позволяет ей все что угодно, как позволял Люциферу? Он хоть знает, что есть альтернатива? Он вообще знает, что такое настоящие отношения?!
— Ты так говоришь, будто мы знаем лучше, — замечает Сэм мягко.
Дин смотрит на него.
— У нас тоже, знаешь ли, послужной список не образцовый, — говорит Сэм. — Как твой, так и мой.
Дин глядит на него долгое время, и Дин думает: «Амара». И Руби, конечно, — у Сэма. Были и другие ошибки… другие примеры неудачного выбора. На самом деле, наверное, в девяносто девяти процентах случаев выбор был неудачным.
И внезапно весь запал у Дина проходит. Он отворачивается к противню, со вздохом бросая мочалку в мыльную воду. Она падает с бодрым «хлюп» и опускается на дно.
— Дин, у нас нет причин думать, что Эрин — плохая, — урезонивает его Сэм. — У тебя паранойя на пустом месте. Все, что мы о ней знаем, это что она связала ему шапку и готовит ему еду. Это не плохо.