Несмотря на поздний час (а уже за полночь), Кас отвечает на звонок.
— Дин! Здравствуй… — говорит он сонным голосом. — Здравствуй. Как дела? Как у тебя дела, Дин?
По голосу Каса похоже, что он еще не проснулся, но Дин переходит прямо к делу.
— Я только звоню сообщить, что я не собираюсь тебе звонить, — объявляет он. Ему приходиться сосредоточиться, чтобы выговаривать каждое слово, и он даже доволен тем, как хорошо выходят слова. Язык почти не заплетается.
— Ага… — отвечает Кас.
— Кстати, я не пьян, — сообщает Дин, и после паузы в порыве откровенности добавляет: — Не очень пьян.
— Значит, ты пьян, — подытоживает Кас.
— Да, — подтверждает Дин. — Я звоню тебе по пьяни.
— Хорошо, — соглашается Кас неожиданно невозмутимо.
— Я имею в виду насчет Эрин, — говорит Дин, которому становится тяжело удерживать нить разговора. Идея позвонить Касу казалась абсолютно разумной лишь несколько минут назад, но теперь беседа оказывается сложнее, чем Дин предполагал. Он начинает снова:
— Понимаешь… Я собирался позвонить и узнать подробности — про Эрин — на случай, если нужно провести с тобой разговор, но я… я… я не буду. Потому что я уважаю твою личную жизнь. Вот видишь?
— Разговор? — повторяет Кас. — Какой разговор? О чем разговор? Мне не нужен… разговор? — судя по тону, эта концепция его завораживает. В его речи есть что-то странное: он произносит фразы медленнее, чем обычно, монотонно растягивая их. — А что если… Дин, что если мне НУЖЕН разговор? Что если он все объясняет?!
— Ты хочешь разговор?
— Хочу. Я хочу… разговор, — говорит Кас, как будто Дин собирается поведать ему все тайны вселенной. — Я всегда хочу разговор.
— Ладно, — отвечает Дин, смутно понимая, что Кастиэль ведет себя как-то странно. Но Кас хочет разговор, поэтому Дин набирает воздуху и приступает. Выходит так:
— В общем, презерватив — это как твой ангельский клинок, его всегда нужно иметь при себе, но в кончике нужно оставлять место, и потом разворачиваешь его, как… как на банан, если бы твой член был бананом, то есть… когда он стоит — сначала надо, чтобы встал, потому что ты же не хочешь детишек, правда? Или… — (Какая там была вторая причина для презервативов?) — Хламидиоз, — заканчивает Дин.
Он не может придумать, что еще добавить.
— В общем, это главное.
— Круто, — говорит Кас.
— Супер, — соглашается Дин, кивая. (Стоп, это Кас только что сказал «круто?») — Так Эрин там… зависает с тобой? Вы там целуетесь или как? В смысле, прямо сейчас?
— Эрин работает, — отвечает Кас.
— Что, сейчас?
— Эрин иногда работает допоздна.
Дин очень рад, узнав, что Касу не на кого отвлекаться. Хотя, что еще сказать, он не знает. Наконец он спрашивает:
— Так… раз ты не целуешься, чем ты тогда занимаешься?
— Удерживаю время, — отвечает Кас.
— Что?..
— Удерживаю вместе секунды. Они то и дело норовят разбежаться. А мне нужно их поддерживать в ряду. Дин… а разговор все еще происходит? Это еще разговор? Или это память о разговоре? — Судя по тону Кастиэля, его посетило внезапное откровение. — А, погоди! — добавляет он. — Это все память о сне про разговор, да? Этого на самом деле не происходит, да? Или… нет? Это уже произошло?
— Э… — говорит Дин. — Не знаю. — Тут его осеняет. — Кас, и ты пьян?
— Нет, пьян ты, — отвечает Кас.
— А, ну да… — соглашается Дин, теперь совсем сбитый с толку. — Я только хотел убедиться, что ты понял про презервативы.
— Ты мне объяснил, — сообщает Кас. — Ты мне сказал, что мой пенис — это банан. Во сне. Только что. Когда мне снился сон.
— Тебе… снился сон? — повторяет Дин медленно. В том, как Кас разговаривает, есть что-то знакомое.
— Я сплю и смотрю на звезды, — отвечает Кас. — Они все расположены в ряд, и я тоже в ряду. Мы пьем и смотрим на звезды вместе. Часами, Дин. Жаль, тебя здесь нет.
И тут Дин вспоминает, откуда ему знакома эта манера. Такая же странновато-ленивая речь, перемежающаяся откровениями и вдохновленными отступлениями. Однажды раньше Дин уже слышал от Каса такое. Однажды, в будущем.
— Кас, ты что… траву курил? — спрашивает Дин.
В трубке слышен медленный хриплый смешок.
— Да.
— Кто тебе дал ее?!
— Эрин. Эрин мне столько всего показывает, Дин… Эрин… очень помогает. Чудесный человек.
Внезапно Дин снова ненавидит Эрин.
— Эрин имеет фамилию? — спрашивает он, уже втайне планируя ее погуглить.
— Клайн, — отвечает Кас услужливо. — Но не трудись проверять, Эрин — не демон. Я уже исследовал этот вопрос. Знаешь, это похоже на путешествия во времени, — добавляет он. — Эффект от травы, я имею в виду. Минуты все перепутываются. Помнишь, как я однажды потерялся во времени, пытаясь вернуться к тебе? Я тебе не рассказывал, но я случайно отправился раньше назад. Ты такой симпатичный в шесть лет! Конечно, ты и потом симпатичный. Но Дин, самое главное, ты счастлив? Это гораздо важнее всего остального. Теперь… я это понял. Я понял столько всего, Дин.
— Ты определенно обдолбан, — говорит Дин.
— А ты определенно пьян, — резонно замечает Кас.
— Да, но это законно!
— А это тоже законно…
— Ах, черт, ты же в Денвере, — вспоминает Дин, и все наконец встает на свои места. Денвер, в Колорадо… Колорадо — первый штат, где полностью легализована марихуана.
— Город в милю высотой… — говорит Кас с еще одной медленной гортанной усмешкой, и пока Дин думает: «Такую непристойную усмешку надо запретить», Кас добавляет: — Дин, мне пора. Эрин ждет моего звонка. Увидимся в декабре. Но… звони в любое время, Дин. В любое время, когда снова захочешь поговорить о моем пенисе, сразу звони.
***
На следующий день Дину так стыдно, что он не решается перезвонить Касу. Он даже не уверен, что помнит весь разговор, и изо всех сил надеется, что Кас не вспомнит его совсем. Сэму он сообщает только, что они с Касом «поговорили немного», Кас «в порядке» и у Эрин фамилия Клайн. Дин теперь слишком выбит из колеи, чтобы гуглить Эрин, как планировал, но Сэм вызывается навести о ней справки.
Тем временем представление Дина об Эрин и ее квартире начинает меняться. Теперь ее воображаемая квартира обставлена стильной подержанной мебелью, в ней много кальянов, и из чопорной консерваторши Эрин превращается в эдакую укуренную пофигистку. И Дин воспринимает ее еще более скептически. Ему совсем не нравится мысль о том, что Кас курит траву, якшается с какой-то денверской тусовкой хиппарей и скатывается в нигилистический гедонизм, как уже однажды случилось с ним в будущем. (Хотя Дин понимает, что его собственный пограничный алкоголизм ничем не лучше: кто он такой, чтобы судить?) Но по крайней мере, Эрин настаивает, чтобы Кас здорово питался. «Наверное, одна из этих хиппи, помешанных на всем натуральном, — заключает Дин. — Наверняка в своем красном миксере готовит кексы с ганджей. Надо предупредить Каса насчет употребления в пищу».
Сценки из жизни Каса и Эрин возникают в воображении Дина ежедневно — теперь они поставлены в живописных декорациях хипповской квартиры с гобеленами на стенах и подушками, вышитыми бисером. Дин даже начинает мысленно набрасывать распорядок недели Эрин. Когда он пробуждается в понедельник утром, Кас по-прежнему не дома, так что Дин думает: «Кас, должно быть, только что проснулся рядом с Эрин». Он, наверное, просыпается рядом с ней каждое утро. Наверное, они вместе завтракают, потом Эрин идет на работу (в качестве… кого-то, кто «иногда» работает допоздна. Официантки? Барменши? Может, днем она получает образование?) Тем временем Кас надевает голубой жилет и едет назад в Канзас на свою заправку.
В воскресенье Дин и Сэм едят блинчики в закусочной, и Дин размышляет: «У Каса и Эрин сейчас, наверное, поздний завтрак». Ведь поздний завтрак по выходным — это принято у пар? Эрин, наверное, что-нибудь приготовила. Может, полезные оладьи из цельнозерновой пшеницы? Намазанные этим ее йогуртом и органическим медом? (Раньше Кас любил оладьи Дина — до того как подвинулся на здоровом питании.) Дин гадает, умеет ли Эрин приготовить вкусный бургер. Кас обожал бургеры Дина.