Кас снова кивает, как будто это абсолютно логично.
— У тебя было дело… — тихо бормочет он.
Дин уже подумывает объяснить, что не было на самом деле никакого дела, но тут возвращается медсестра и раздвигает шторы. Для нее, должно быть, совершенно обычно прерывать вот так неловкие семейные разговоры — она бесцеремонно вторгается, подходит к Касу и сообщает ему с лучезарной улыбкой:
— На сегодня все. Ваш брат приехал, пока вы спали, — разве не чудесно? — Сестра начинает снимать пакет капельницы. — Должно быть приятно, когда вас встречает семья? Видите, хорошо, что мы перевели вас на понедельник. Я вам говорила, оно того стоит! — Дину сестра объясняет: — До этого он был на цикле по средам: со среды по пятницу в первую неделю, и потом по средам во вторую и третью неделю, после чего неделя перерыва. Но на этой неделе мы почти всех пациентов перевели на понедельник и вторник, чтобы к четвергу все себя уже хорошо чувствовали. — Дин недоуменно смотрит на нее. — Ко Дню благодарения, — добавляет сестра, явно удивленная тем, что требуется пояснение.
— А… ну да, — отвечает Дин. Он снова совсем забыл про День благодарения. — Так значит это… третья неделя? — спрашивает он, выдавив ответную улыбку.
— Это вторая, — поправляет сестра, нахмурившись. Она бросает взгляд на Каса (тот отводит глаза) и уточняет для Дина: — То есть его нужно привезти назад в понедельник. Но вы же знаете, верно?
— Верно… — говорит Дин. — Верно. Следующая неделя — третья. Я это и имел в виду. Я знаю, просто… перепутал.
Кас тем временем упорно молчит. Теперь он наблюдает за руками сестры, пока она производит манипуляции с мини-компьютером, закрепленным на стойке капельницы. Сестра нажимает на какие-то кнопки, и раздаются звуковые сигналы.
— Все готово, — говорит она ему.
Кас молча распрямляет руку в синяках и протягивает ее сестре ладонью вверх, чтобы она могла вынуть из вены катетер. Эти движения выглядят хорошо отрепетированными. Сестре требуется всего несколько секунд, чтобы извлечь катетер и заклеить рану пластырем. Она выбрасывает в мусор расходные материалы, убирает в сторону стойку капельницы и начинает по-деловому проверять жизненные показатели Каса.
— Как вы себя чувствуете? — спрашивает она.
Кас колеблется прежде, чем ответить.
— Как обычно.
У Дина создается отчетливое впечатление, что он сказал бы больше, если бы был один.
— Значит… ваш брат привезет вас через неделю?
Следует немного неловкая пауза. Кас прочищает горло и тихо начинает:
— Вообще-то, не думаю, что…
Но Дин громко перебивает:
— Безусловно. Мы будем здесь в понедельник.
Кас бросает на него быстрый полный сомнений взгляд и снова умолкает, глядя вниз, на сложенные руки.
— Вы справитесь сегодня? — спрашивает сестра.
Кас кивает.
— Какие-нибудь вопросы есть? Нужны какие-нибудь советы?
Кас отрицательно качает головой.
— Ну тогда до понедельника, хорошо? — говорит сестра.
— Хорошо, — отвечает он почти шепотом. Сестра делает что-то с его креслом: звучит мотор, и кресло складывается, возвращая Каса в вертикальное положение. После этого она снимает одеяло с его ног, передает ему куртку и шарф и протягивает какую-то форму на подпись.
— До понедельника, — говорит сестра. Молчание Дина и Каса явно волнует ее — она обеспокоенно смотрит на них по очереди. Но в конце концов добавляет только: — Хорошо вам провести День благодарения.
Кас изображает слабую улыбку и благодарит ее, и сестра уходит, потрепав его по плечу.
Он начинает молча опускать рукав свитера, и Дин смотрит, как синяки исчезают под знакомой голубой шерстью. Потом Кас надевает шапку, плотно натягивая ее на голову обеими руками. И снова он легонько ощупывает оставшиеся пучки волос — жестом, который, как теперь вспоминает Дин, он видел уже неоднократно. После этого Кас оборачивает вокруг шеи шарф — и вот он уже опять укутан в свитер, шарф и шапку. Этот вид Дину хорошо знаком, но теперь Дин поражен тем, насколько очевидно, что Кас болен. Он худой — почти кожа да кости; выглядит бледным и усталым; его кожа — сухая, с проявившимися морщинами; губы потрескались сильнее обычного и под глазами темные круги. Когда Кас встает, чтобы надеть куртку, ясно видно, как осторожно он двигает руками, продевая их в рукава так, чтобы по возможности не задевать синяки. Теперь очевидно, что ему больно. Он, кажется, даже не может до конца поднять руки. Во всех его движениях сквозит усталость.
«Он уже какое-то время так двигается, — понимает Дин. — Я-то думал, он просто утомлен работой…»
Надев куртку, Кас медлит. Наконец, избегая смотреть на Дина, он бормочет: «Пора идти» — и просто направляется прочь от кресла. Дин вскакивает на ноги и бросается следом, и уже на ходу вспоминает про цветок, который остался стоять на столе. Он колеблется, оглядываясь на цветок, не уверенный, стоит ли беспокоить этим Каса.
Кас замечает его нерешительность и останавливается у шторы. Обернувшись, он прослеживает взгляд Дина к цветку.
— Что это?
Дин берет горшок и поворачивается к Касу.
— Это цветок.
— Это я вижу, — говорит Кас сухо. — Я имел в виду, откуда он взялся?
Дин невольно протягивает цветок вперед. Кас только смотрит на него в недоумении.
— Я тебе купил, — говорит Дин, делая нерешительный шаг ближе.
Кас медленно принимает протянутый цветок.
— Что, в сувенирном магазине при больнице? — спрашивает он, осматривая цветок со всех сторон.
— Нет, он из магазина Твой Дом, — отвечает Дин, указывая неясным жестом в сторону улицы. Он засовывает руки в карманы джинсов и, сгорбившись, ждет, когда Кас откажется от цветка. — Из того магазина в Канзасе, который рядом с твоей заправкой. Я купил его по пути сюда, — объясняет Дин. Потом добавляет: — Не обязательно его забирать.
Кас долгое время молчит и озадаченно рассматривает зеленые листики и желтые цветочки. Потом поднимает глаза на Дина, и на его лице появляется знакомый прищур.
— С чего ты взял, что я захочу цветок? — задает он неизбежный вопрос.
Дин пожимает плечами. С чего, действительно, он взял, что Кас захочет цветок?
— Потому что на нем пчелы? — отвечает Дин беспомощно.
Он оглядывается по сторонам в поисках подходящего места, где можно оставить цветок. Может быть, его заберет какой-нибудь другой пациент? Или сестры согласятся поставить его в приемной?
— Можешь просто оставить его здесь на столе, — предлагает Дин, указывая назад на столик у кресла. Но теперь Кас чуть наклонил горшок и поворачивает его в руках, пока в поле зрения не появляются мультяшные пчелы. Он смотрит на пчел.
Дин натянуто усмехается:
— Тебе, наверное, и пчелы больше не нравятся?
Кас поднимает голову и смотрит Дину прямо в глаза — на сей раз по-настоящему, удерживая зрительный контакт впервые за весь этот ужасный вечер.
Дин смотрит на него в ответ.
— Мне все еще нравятся пчелы, — отвечает Кас почти мягко. Он опускает взгляд на цветок и больше никак не комментирует подарок — но теперь он прижимает его к груди. Потом, сжимая горшок в руках, поднимает глаза на Дина: — Мне… надо скоро попасть домой. То есть в мой мотель. Я знаю, что ты на самом деле не планировал подвозить меня…
— Я тебя подвезу, — заверяет Дин.
— Мне нужно, чтобы кто-то меня подвез, — добавляет Кас. — Раз теперь моего водителя отменили…
— Я определенно тебя подвезу, — кивает Дин. — Куда скажешь.
— Это только до мотеля. Тут недалеко. Я мог бы взять такси.
— Никакого такси, — объявляет Дин. — Тебя везу я. Машина тут рядом, снаружи. Пошли.
Комментарий к Глава 10. Слышал, тебя нужно подвезти
По правилам американских больниц после серьезных процедур, которые могут повлиять на самочувствие или ясность сознания, пациента обязательно должен кто-то встречать. Пациенту не разрешат самому сесть за руль или поймать такси. Для одиноких людей, которым некого попросить о сопровождении, это может быть проблемой. Поэтому Касу обычно и вызывали водителя из соц. службы, и поэтому он встревожился, узнав, что его отменили.