Его прервал телефонный звонок. Гранди поднял трубку, послушал и посмотрел на меня.
— Это вас.
Я взял у него трубку.
— Алло?
Джина сказала:
— Десять минут назад звонил мистер Чалмерс. Он сказал, что немедленно вылетает, а ты должен встретить его завтра в аэропорту Неаполя в 18.00.
Я медленно перевел дух. К такому я был совершенно не готов.
— Как он говорил?
— Очень кратко и резко, — сказала Джина. — А в остальном вроде нормально.
— Спрашивал что?
— Нет. Только сообщил мне время прибытия и просил, чтобы ты его встретил.
— Хорошо, встречу.
— Я могу чем-нибудь помочь?
— Нет, иди домой, Джина. Пока ты мне не понадобишься.
— Если понадоблюсь, я весь вечер дома.
— О'кей, но я тебя не побеспокою. Пока, — сказал я и положил трубку.
Карлотти наблюдал за мной, хмуря брови.
— Завтра в 18.00 в Неаполь прибудет Чалмерс, — сказал я. — К этому времени вам лучше раздобыть какие-нибудь факты. О том, чтобы сказать ему как можно меньше, не может быть и речи. Придется выложить ему все, и подробно.
Карлотти, скорчив гримасу, поднялся на ноги.
— Завтра к вечеру мы, вероятно, отыщем этого Шеррарда, — сказал он и посмотрел на Гранди. — Оставьте здесь своего человека. Пусть сидит, пока его не сменят. Вы можете отвезти нас в Сорренто. Не забудьте драгоценности, синьор Досон.
Я взял кожаную шкатулку и сунул в карман. Пока мы спускались по ступенькам и шли по аллее к полицейской машине, Карлотти сказал Гранди:
— Я оставлю вас в Сорренто. Попытайтесь разузнать, не знает ли кто Шеррарда и не видели ли его в Сорренто. Проверьте всех американских туристов, особенно приехавших в одиночку.
Я почувствовал, что пот у меня на лице, несмотря на жару, холодный.
III
Я добрался до Неапольского аэропорта без нескольких минут шесть. Мне сказали, что нью-йоркский самолет не опаздывает и вот-вот приземлится.
Я подошел к терминалу, закурил сигарету и стал ждать. Встречающих было четверо: две пожилые дамы, толстый француз и «платиновая» блондинка с бюстом, какой можно увидеть только на страницах «Эсквайра». На ней был белый костюм из акульей кожи и черная шляпка с гроздью бриллиантов, которые обошлись кому-то в кучу денег.
Я посмотрел на нее, и она обернулась. Наши взгляды встретились.
— Простите, вы не мистер Досон? — спросила она.
— Верно, — удивленно ответил я и снял шляпу.
— Я — миссис Шервин Чалмерс.
Я вытаращился на нее.
— Вы?! Разве мистер Чалмерс уже прибыл?
— О нет. Я делала кое-какие покупки в Париже на прошлой неделе, — сказала она, испытующе глядя на меня своими глубоко посаженными темно-фиолетовыми глазами. Она была красива, но слишком броска, как нью-йоркская театральная статистка. Вряд ли ей было больше 23–24 лет, но в ней чувствовался некий светский лоск, делавший ее старше. — Мой муж телеграфировал мне, чтобы я его встречала. Ужасная весть!
— Да. — Я теребил шляпу.
— Страшное дело… Она была так молода.
— Да уж куда хуже, — поддержал я. Мне стало неуютно под ее взглядом.
— Вы хорошо ее знали, мистер Досон?
— Почти не знал.
— Не могу понять, как можно вот так взять и свалиться.
— Полиция считает, что она делала снимки и не смотрела под ноги.
Шум прилетающего самолета прервал этот нескладный разговор.
— По-моему, это наш, — сказал я.
Мы стояли рядом, наблюдая за выходом. Через несколько минут появились пассажиры, Чалмерс — первым. Он быстро прошел через терминал. Я отошел в сторонку и дал ему поздороваться с женой. Они о чем-то поговорили, потом он подошел и пожал мне руку. Он жестко на меня посмотрел и сказал, что они хотят как можно скорее добраться до отеля, что пока говорить о Хелен он не желает, а хочет, чтобы я устроил ему встречу с полицией у него в номере в семь часов.
Они с женой сели на заднее сиденье «роллс-ройса», который я для них нанял, а я, поскольку присоединиться меня не пригласили, сел рядом с шофером.
В отеле Чалмерс отпустил меня, бросив: «В семь, Досон», — и лифт унес их на пятый этаж, а я остался внизу, пыхтя и отдуваясь.
Раньше я видел фотографии Чалмерса, но в жизни он казался даже больше своей натуральной величины. Хотя он был мал ростом, толст и похож на бочку, вокруг него витала какая-то аура, делавшая пигмеями тех, кто стоял рядом с ним. Он напомнил мне Муссолини в его лучшую пору. Лучше, пожалуй, и не опишешь. У него был такой же волевой подбородок, такое же круглое лицо и такие же колючие глаза. И это отец Хелен, девушки, хрупкая красота которой привлекла и едва не погубила меня! Невероятно!