— Я проезжал мимо, увидел свет и решил полюбопытствовать, кто тут. Мне повезло — я как раз хотел поговорить с вами.
Анони, невысокий, плотный, с плоским, невыразительным лицом, прислонился к стене у двери. Происходящее его, казалось, совершенно не интересует.
— Ну, присаживайтесь, — сказал я, указывая Карлотти на стул. — Мы как раз собирались выпить. Вы составите нам компанию?
— Нет, спасибо.
Он расхаживал по комнате, засунув руки в карманы пальто. Подойдя к окну, он выглянул на улицу, затем повернулся, подошел ко мне и сел. Джина устроилась на подлокотнике кушетки.
— Насколько я понимаю, утром вы забрали камеру синьорины Чалмерс у лейтенанта Гранди, — сказал Карлотти.
Я удивился.
— Да, верно. Гранди сказал, что она вам больше не нужна.
— Я и сам так думал, но теперь чувствую, что поторопился. — Карлотти вытащил пачку сигарет и закурил, правильно рассудив, что такие сигареты лучше не предлагать ни Джине, ни мне. — Вы не будете возражать, если я попрошу ее вернуть?
— Ради бога! Я привезу ее вам завтра утром. Идет?
— Она не здесь?
— Она у меня дома.
— Ничего, если мы заберем ее сегодня вечером?
— Ну что ж, пожалуйста. — Я закурил сигарету и отхлебнул из бокала. Мне надо было выпить. — Откуда этот неожиданный интерес к камере, лейтенант?
— По зрелом размышлении мне кажется странным, что в ней не оказалось пленки.
— Поздновато вы до этого додумались, а?
Он пожал плечами.
— Сначала я думал, что синьорина, возможно, забыла вставить пленку в камеру, но потом побеседовал с экспертом. Памятуя о том, что индикатор израсходованной пленки показывал двенадцать футов, можно прийти к выводу, что какая-то пленка в камере была и что ее вытащили. Сейчас я понимаю, что мне не следовало бы расставаться с камерой так быстро.
— Ну, ничего страшного. Вы получите ее сегодня вечером.
— Как вы думаете, кто бы мог вытащить пленку?
— Не знаю, разве что сама синьорина.
— Пленку, очевидно, вытащили, не открывая кадрового окна. Это означает, что пленка, когда ее вытаскивали, засветилась и испортилась. Синьорина вряд ли сделала бы это, правда?
— Пожалуй, нет. — Я откинулся в кресле. — Я полагал, что дело закрыто, лейтенант. А теперь у вас, похоже, появились сомнения.
— Они появились не на пустом месте, — сказал Карлотти. — Синьорина купила десять коробок пленки. Их нет. Нет пленки и в камере. Утром я осмотрел эту квартиру. В ней не оказалось вообще ни одной личной бумаги. Странно, что синьорина не получала никаких счетов или писем, не вела дневник и не записывала телефоны. Ведь она прожила тут почти тринадцать недель. Странно, если, конечно, кто-то не побывал здесь и не забрал все это.
— Я и сам заметил, — сказал я, ставя стакан на стол. — Правда, перед отъездом она могла навести порядок.
— Это возможно, но маловероятно. Вы пришли запереть квартиру?
— Да. Чалмерс велел мне избавиться от всех вещей дочери.
Карлотти изучал свои безупречные ногти, потом посмотрел мне прямо в глаза.
— Сожалею, что нарушаю ваши планы, но я вынужден просить вас оставить все как есть. До окончания следствия квартира будет опечатана.
Я прекрасно понимал его ход, но не возразить не мог.
— Это еще зачем, лейтенант?
— Таков порядок, — тихо ответил Карлотти. — Вполне возможно, что предстоит еще и судебное расследование.
— Но, насколько я понял Чалмерса, следователь согласился, что это несчастный случай.
Карлотти улыбнулся.
— Я полагаю, он руководствовался имеющимися уликами. А к понедельнику их может прибавиться, и положение изменится.
— Чалмерс будет недоволен.
— Весьма сожалею.
От трепетного страха перед Чалмерсом он явно избавился.
— А с шефом вы говорили? — спросил я. — По-моему, Чалмерс и с ним перемолвился словечком.
Карлотти стряхнул пепел себе на ладонь, после чего бросил его на ковер.
— Мой шеф согласен со мной. Несчастный случай мы по-прежнему не исключаем, но пропавшая пленка, американец, которого видели в Сорренто, и тот факт, что из квартиры исчезли все личные бумаги, вынуждает нас прийти к заключению, что основания для дополнительного расследования есть. — Он пустил в мою сторону струю едкого дыма. — Есть и еще один пунктик, который меня озадачивает. Я узнал от управляющего банком, что синьорине выдавали шестьдесят долларов в неделю. В Рим она прибыла только с сундучком и чемоданом. Вы, вероятно, видели содержимое шкафов и ящиков в той комнате. Хотел бы я знать, откуда взялись деньги на покупку всех этих дорогих вещей?