И я пошел.
Маршрутные автобусы, судя по всему, были здесь не в почете: за все время я встретил только три или четыре, да и те перевозили больше воздух, чем пассажиров, поскольку на каждый приходилось, в лучшем случае, не больше десятка граждан. Зато легковыми машинами были забиты все улицы и переулки.
Мои мысли снова и снова возвращались к нашему с Инной предприятию.
Может, послать ей по «электронке» письмо? Спрошу Йорго, есть ли у него или у кого-то из соседей компьютер. С одной стороны, мне хотелось показать Инне, что я немедленно, с первого же дня, приступил к поискам, с другой — я не мог сообщить ей ничего особо нового: об исчезновении Софии она и так давно знала, а вот то, что гречанка исчезла в направлении Германии, только даст ей (как и мне) повод для не совсем приятных размышлений. Если та действительно уехала — а сомневаться в этом у меня оснований не было, — это могло означать, что ее кладоискательство с Дмитрием закончилось — возможно, что и по причине гибели последнего.
Но почему тогда она не известила об этом Инну?
Я запоздало пожалел, что не узнал у соседей, где работала или училась София, — авось как-нибудь «на пальцах» и объяснились бы. В этом случае я мог бы навести справки и там: уволилась ли, взяла отпуск за свой счет или просто сгинула без объяснений?
«Ладно, подожду с письмом несколько дней, — решил я. — А там видно будет».
Если будет.
Невдалеке показался купол церкви. Совсем неожиданно для меня: я прикидывал, что идти мне еще минут двадцать. Оказалось, что погруженный в свои мысли, я отмахал положенное расстояние в ускоренном режиме и, кстати, особой усталости не чувствовал.
Может, это было влияние целебного морского воздуха?
19
Без четверти час я пересек небольшой сквер с детской площадкой, расположенный как раз напротив церкви, и подошел к дому.
Йорго сидел возле своего огорода на пластмассовом стуле и курил. У его ног стояла бутылка пива. Очевидно, сельскохозяйственные работы были закончены.
Он что-то спросил по-немецки, но я не понял. Возможно, просто интересовался, куда я ходил.
— Шпацирен, — на всякий случай ответил я, и хозяин кивнул:
— Я, я.
Я прошел в квартиру, запер на ключ дверь. На всякий случай проверил свою заначку: все деньги были на месте.
Вскипятил воду, растворил кубик «Мэгги», сварил вермишель. Отрезал кусок колбасы. Обед холостяка был готов. Хлеб?
Вот хлеб-то я купить забыл, хотя в городе миновал минимум с полдюжины продовольственных магазинов. Ладно, наверняка поблизости есть какой-нибудь магазинчик или лавка. Как там по-немецки хлеб? Кажется, «брот»? Удивительно все-таки, как много я запомнил со школьной скамьи! Память даже услужливо подсказала имя учительницы немецкого языка — Майя Григорьевна. Данке шен, Майя Григорьевна!
Поверьте, я никогда не стал бы описывать в деталях столь банальный процесс, как покупка хлеба, если бы эта очередная случайная неслучайность не сыграла в моем повествовании очень важную роль.
Я вышел на балкон.
Хозяин сидел на том же месте и, кажется, дремал, опустив голову на грудь.
Я деликатно кашлянул.
Он поднял голову и вопросительно взглянул на меня.
— Брот? Во ист брот, Йорго?
Какую-то секунду он размышлял над странным вопросом.
— А, псоми, — он махнул рукой куда-то по диагонали.
На главной улице, неподалеку от церкви, я вроде бы заметил пару лавок. Вероятно, их он и имел в виду.
Я вышел на улицу, вновь пересек сквер и увидел на противоположной стороне маленький магазинчик. Точно: оттуда выходила женщина с полупрозрачным пакетом, в котором просматривалось что-то похожее на булку хлеба. Значит, мне туда.
За прилавком стояла симпатичная девушка лет двадцати, светленькая, с короткой стрижкой и жизнерадостной улыбкой. На полке лежали румяные, приятно пахнущие булки нескольких видов.
Я ткнул пальцем в одну из них, девушка кивнула, взяла выбранное мной хлебобулочное изделие и сунула его в целлофановый пакет.
— Пенинда лепта.
Похоже, что перейдя на новую валюту, греки продолжали называть евроценты старым словом — «лепта».
Я дал ей металлический евро. Она отсчитала сдачу.
— Ористе.
И в это время мобильник, лежавший рядом с кассовым аппаратом, заиграл какую-то красивую мелодию, возможно, что-то из неизвестной мне классики.
Девушка взяла «раскладушку».
— Паракало.
Услышав ответ, она вдруг произнесла по-русски:
— А, это ты! Ну, привет. Как погулял?
Некоторое время она слушала своего собеседника, потом проговорила:
— Ладно, вечером расскажешь. Позвони часов в семь, встретимся.